12 апреля 1886 года Рембо узнал, что губернатор Обока и султан Таджура воспротивились отправлению каравана!
Рембо оставалось только зарыть ружья в песок, чтобы избежать конфискации, и подать вместе с Лабатю протест в министерство иностранных дел в Париже (15 апреля): «Мы задействовали в этом предприятии все наши капиталы, всю нашу собственность, наших служащих и все наше время и поставили на карту само наше существование». Если французское правительство не снимет свое вето, оно будет должно двум компаньонам 258 000 франков.
Доводы, которыми оправдывали запрет на ввоз оружия, были, разумеется, безосновательны, так как было хорошо известно, что данакильские бандиты не любят огнестрельного оружия, им хватает копий; они доказали это, когда разгромили караван француза Барраля, возвращавшегося из Анкобера. Известие об этом событии ошеломило европейцев, живших в Таджура. «Здесь произошли печальные события, — пишет Рембо своим близким 9 июля. — На побережье все спокойно — разбойники напали на один караван в пути и перебили людей, но случилось это только потому, что караван плохо охранялся».
Протест Рембо и Лабатю с пояснительной запиской был передан 24 мая министру военно-морских сил и колоний. Документ представлял собой прошение о расследовании по приведенным фактам, а также размышление о том, что назрела острая необходимость выработать ясную и последовательную политику в отношении торговли оружием, ввиду того, что нынешняя неопределенность только поощряет англичан и итальянцев действовать в ущерб Франции.
В конце концов всем все надоело. Франзой заявил о намерении отправиться на свой страх и риск с французским караваном. Министр военно-морских сил, который узнал об этом решении от губернатора Обока, Лагарда, 10 июня 1886 года, ответил, что может оказать посредничество итальянской миссии и французскому каравану.
Рембо большего и не желал. Он мог наконец выехать. Все было готово: в мае он из предосторожности оставил во французском консульстве в Адене на хранение свой контракт с Лабатю (утерян).
Увы! У Лабатю обнаружили рак горла, и он не смог отправиться в путь. Он должен был в срочном порядке вернуться во Францию, чтобы проконсультироваться со специалистом.
Настало лето. Франзой уехал, Рембо продолжал ждать. К концу августа начали приходить тревожные известия о Лабатю, вскоре стало ясно, что его дни сочтены.
В смятении Рембо подумывал о том, чтобы присоединить свой караван к каравану Солейе, который стоял там же, в Таджура. Идея была хорошая — Солейе был стреляный воробей, знал Шоа как никто. Лучшего проводника было не найти.
Пришла беда — отворяй ворота! 9 сентября Поль Солейе умер от кровоизлияния в мозг прямо на улице в Адене.
Несчастье за несчастьем обрушиваются на Рембо. Скре-пя сердце, он решает отправиться один. 15 сентября Рембо объявил о своем намерении близким: он тронется в путь в конце месяца.
Мое путешествие продлится не меньше года.
Я напишу вам перед отъездом. Я чувствую себя превосходно.
Доброго вам здоровья и всего хорошего.
Когда Лабатю, наконец, умрет, его смерть будет лишь небольшим осложнением, которое не может уже ничему помешать. «У вас будет время все уладить; не волнуйтесь о наследниках, они, вероятно узнают о его смерти еще не скоро», — заверяет Жюль Сюэль в письме к Рембо из Адена от 16 сентября. Но о чем-о чем, а об этом Рембо не беспокоился.
Его караван состоял примерно из пятидесяти верблюдов, и охраняли его 34 абиссинца.
Перед самым отъездом Рембо сообщили о смерти Лабатю.
В отъезде, которого так ждали, больше не было ничего победного. Это было скорее «отступление вперед».
Он выехал, ни на что уже не рассчитывая, ожидая «многих опасностей и неописуемых неприятностей». Но его не оставляла надежда. Дорога к Шоа, так называемая Гобадская[211] дорога, была одной из самых плохих дорог в мире. Она проходила через голые плоскогорья, «усыпанные железистыми камешками, раскаленными на солнце»2. Нередко термометр показывал больше 72°. Можно себе представить, сколько Рембо вынес, ведь шел он большую часть времени пешком, рядом со своим мулом.
Сначала караван спустился к озеру Ассаль, берега которого, как бахромой, украшены полосами голубых кристаллов соли. Но Рембо смотрел на окружавшее его скорее как экономист, чем как турист: перевозка соли по дороге Дековиль на побережье не была бы выгодна, рассудил он. Это было бы «грабительски дорого» (письмо к Альфреду Барде от 26 августа 1887 года). На пути от Ассаля к Харару через Гобад (23 этапа) они пересекли вулканическую пустыню — «вид ее ужасен; так, должно быть, выглядит луна». Путешествовать там было небезопасно из-за набегов племен дебне, которые испокон веку вели здесь войну с соседями. Чтобы пройти от Харара к реке Аваш, нужно было еще восемь или девять дней. Рембо осознал, как глупы были проекты устройства каналов на этом водном пути. «У бедного Солейе, — пишет Рембо Барде 26 августа 1887 года, — строилось для этого в Нанте специальное небольшое судно!» Аваш — это «сточная канава с извилистым руслом, перегороженным деревьями и заваленным каменными глыбами».
Наконец он достиг Фарре, на границе Шоа. В тот момент, когда он въезжал на главную площадь поселка со своими верблюдами, ему навстречу откуда ни возьмись появился караван с бочками, принадлежавший Азагу[212] (министру-администратору короля). После традиционных приветствий важный сановник заявил, что «frangui» (Лабатю), которого представлял Рембо, должен ему крупную сумму денег. «У него был такой вид, будто он хочет получить весь мой караван в залог, — пишет Рембо. — Я на время охладил его пыл, отдав ему свою подзорную трубу и две баночки драже Мортон[213]. Потом я отдал ему все, что, как я считал, ему причиталось. Он был крайне разочарован и с этих пор враждебно ко мне относился; среди прочего, он помешал другому мошеннику, абуне[214], оплатить изюм, который я привез для изготовления вина для причастия».
Хорошенькое начало!
Дальнейший путь Рембо проходил по более зеленым местностям. 7 февраля 1887 года караван прибыл в Анкобер, столицу Шоа[215], жалкую деревеньку с лачугами из прутьев.
И снова неудача: Менелика в Шоа не было.
Несчастный Рембо! Он оказался в Анкобере в исторический момент. Шла война с эмиром Харара, Абделлаи. Король, устав от бесконечных стычек на границе, решил перейти в наступление и уничтожить противника. Менелик сам возглавил свою армию, 6 января 1887 года разбил эмира при Чаланко[216] и захватил значительное количество оружия. Через несколько дней король с триумфом вошел в Харар и поставил там нового правителя, дядю побежденного эмира Али Абу Бекра; Маконнен[217] вскоре сместил его и переправил, закованного в цепи, Менелику.
Путешественник Жюль Борелли пишет в своем «Дневнике» (среда, 9 февраля 1887 года):
«Анкобер. — Выехали в 6 часов. Г-н Рембо, французский торговец, едет из Таджура со своим караваном. В пути он не избежал неприятностей. Все время одно и то же: дурное поведение, алчность и предательство людей, мелкие и крупные пакости (засады) афаров, нехватка воды, погонщики мулов, которые постоянно требуют денег. Наш соотечественник некоторое время жил в Хараре. Он знает арабский и говорит на амхарском и оромо[218]. Он неутомим. Его способности к языкам, сильная воля и терпение во всех испытаниях делают его образцовым путешественником»3.
214
Абуна (фр., англ, abouna) — титул архиепископа Эфиопии, официального главы Эфиопской православной церкви (доктрина, основанная на монофизитстве). Ставился Александрийским патриархом с XII века н. э. из коптских монахов-египтян. До установления в 1959 году автокефалии Эфиопской православной церкви — конкурент ицхака, неофициального главы церкви, избиравшегося из своей среды эфиопскими монахами.
215
Столица последовательно располагалась в Анкобере (где родился Менелик), Энтотто, Аддис-Абебе (амх. «новый цветок»; город основал сам Менелик по пожеланию своей жены, королевы Таиту; остается столицей Эфиопии и в настоящее время). Анкобер находится достаточно далеко от Аддис-Абебы, на северо-востоке Шоа.
216
Город к западу-юго-западу от Харара; в отечественной литературе встречается также написание Чэленко.
217
Рас Маконнен — советник Менелика, отец будущего императора Эфиопии Хайле Селассие I (до коронации рас Тафари Маконнен).