Сивер ждал, и безокие ответили горделивым, вызывающим хором, ибо имели единую волю на всех:
– Я послана нашим господом, чтобы отнять кровь у Вящеславы! И я возьму ее после того, как выпью вашу!
В тот же час кольцо вокруг сжалось и разыгрались мечи, свара вскипела мгновенно, вздыбилась морской волной и, пузырясь, облеклась красной пеной. Бесстрашные до безумия существа, осыпав ватажников бесполезными стрелами, бросались под мечи, норовя ударить колычем под кольчугу или уязвить пах, и потому не звенело оружие в этой битве. Задние напирали, стаптывали передних, с нечеловеческой страстью стремясь ввязаться в бой, и если бы на мгновение ватажники разомкнули спины или б кто-то притомился играть мечом, в тот миг бы над поверженными варягами возник курган из обров. Но пока их срубленные головы дождем стучали о землю, тела осыпали шевелящийся вал вокруг ватажников, а через него устремлялись все новые и новые волны, и создавалось впечатление, что бьются варяги с неким ползучим и бессмертным чудовищем.
Наконец и эта буря пошла на убыль, иссякла обринская сила, усмиренная мечами. Последних ватажники обезоружили и придавили ногами к земле, решая, брать ли в плен. Беспомощные, они трепыхались в крови, норовя выскользнуть и спастись. Из шести захваченных оказалось четыре женщины: внешне пол определить было трудно или вообще невозможно, ибо мужчины безбородые и женоподобные, поэтому захваченных следовало бы не оставлять в живых. Обры размножались стремительно, поскольку будучи сами жертвой кровосмешения, не признавали этого греха.
Каким образом люди из этой породы, не боящиеся смерти, но теряющие рассудок от вида воды, попали на остров и зачем осадили жилище бессмертной, оставалось загадкой, а захваченные в бою, придавленные к земле, безвольные и бездушные обры лишь верещали от злобы и норовили укусить за ноги. Посоветовавшись, варяги не стали брать полон, вознесли и опустили мечи.
И в тот же миг будто бы с неба донесся до слуха суровый и властный голос:
– Вы осквернили мой остров, чужеземцы!
Послы подняли головы и позрели Вящеславу.
3
Без малого год, каждую ночь, как только Кладовест принес молву о разгроме императора Вария на суше и море, Сувор поднимался на площадку полуденной башни и смотрел в морскую даль западной стороны, держа в руке или играя веревкой, привязанной к языку вечевого колокола. Князь и Закон русов, именуемый государь, начинал забывать его голос, ибо когда дружина уходила воевать в чужих землях, звонить разрешалось лишь в тех случаях, когда приходило известие о победе или поражении. Поэтому Сувор иногда прикасался к колоколу или бережно гладил медь, вызывая тихое и медленное звучание. – Когда же ты запоешь, брат? – спрашивал он. Сувор понимал, что это нетерпение вызвано старостью, но оправдывал свое возбужденное, не приличное возрасту состояние тревогой за сыновей и их дружины. Два с небольшим года назад по благому слову владыки солнца он послал младшего Космомысла в земли бритов и герминонов, покоренных императорами Ромеи. Послал в тот час, когда император Варий со свитой и жрецами нового бога явился в полунощные ромейские провинции, дабы показать свои намерения покорить варваров.
За странами бритов и герминонов лежали земли полунощных народов и рабство подобралось почти вплотную к их границам. Мало того, арвары, жившие на западных берегах Варяжского моря среди герминонов, оказались плененными и была молва, что их поработили и уже распродают на рабовладельческих рынках Середины Земли. Дабы оттеснить Ромею, живущую за счет труда невольников и проповедывающую бога рабов, по воле Даждьбога Сувор и послал своего исполина на трехстах больших и малых хорсах, с варяжской пешей и конной дружиной в девять тысяч.
И уже по своей воле, когда Кладовест принес молву о победе, отправил старшего сына Горислава с наскоро собранной, «старой» дружиной против восставших в паросье обров, осадивших стольный град росов, Благород.
И с той поры каждую звездную ночь Князь и Закон русов выходил в чистое поле, опускался на землю, приложив к ней одно ухо, второе же обращал к небу и, надолго затаив дыхание, слушал Кладовест.