— Она красивая! А потом, стоит ли испытывать духов пустыни и связываться с колдуньей, способной их вызывать? — впервые заговорил молодой дикарь.
— Земледельцы называют нас самих духами пустыни, и каждый из вас сказал правильно, — мы вернём жрицу, продадим золото, но перед этим овладеем её телом, и каждый получит своё! — Охотник засмеялся, его жёлтые зубы оголились от жадного и сладострастного смеха, смех подхватили и другие дикари.
— От чего вы хотите умереть? — внезапно спросила Асет. Старый дикарь выкрикнул, чтобы остерегались её лука.
— От старости! — самодовольно смеясь, сказал молодой.
Асет положила лук на землю, взяла пригоршню песка и сдула его с ладони в направлении дикарей: «Да будет так!» Какое-то время всадники были в полном недоумении и растерянности, пока старший дикарь не зашёлся жестоким приступом кашля, и, приложив ко рту ладонь, увидел, что на ней лежит его собственный зуб. «Проклятая колдунья!» только и успел прохрипеть он, попытался замахнуться каменным топором, и упал с коня. Охотник и юноша посмотрели друг на друга и увидели незнакомые седые головы и морщинистые лица. В ужасе они погнали коней как можно дальше от этого страшного места. Они мчались покуда хватило сил, пока бездыханные тела их не упали на песок, вскоре даже кости дикарей превратились в лёгкую серую пыль. И только лошадь старого дикаря всё продолжала нюхать горстку серого праха, минуту назад, бывшую её хозяином.
Асет приказала лошади преклонить шею, собрав все силы, подняла каменный топор дикаря, и нанесла удар по голове несчастному животному. «Если Сет будет искать мои следы — лошадь, убитая из лука, могла бы меня выдать, — никто не поверит, что я воспользовалась оружием дикаря», — подумала Асет и подняла каменный скребок, лежащий в кучке серой пыли, уже почти смешавшейся с песком, отсекла кусок мяса побольше, что стоило ей немалого труда, вырыла в песке две ямы — одна наполнилась родниковой водой, в другую Асет бросила сырое мясо. Она умыла руки от крови и очистила воду, затем, огненным шаром, изжарила крупный кусок конины. Асет достала малый золотой Меч, отрезала себе, чтобы вдоволь насытится и бросила мяса своему четвероногому спутнику, который тут же с рыком стал рвать румяный кусок. Остальное она завернула в ткань, снятую с седла убитой лошади и закрепила на поясе — ещё долго им может не встретиться никакое животное, из тех, что можно есть.
Отобедав и напившись воды, Асет заровняла родник и яму, обугленную огненным шаром. Больше следов не было. Солнце близилось к закату. Асет продолжила свой путь, — путь на север.
III. В войне — спасение Сета
Положение Сета на троне Та-Кем было шатким, и он понимал это сам, не нуждаясь в трусливых советчиках. Да — тело Усера уже предано великому Хапи и плывёт на Западный берег, в свою Те-Мери, но, по Вечному Закону на трон должна воссесть Богоравная Правительница. Народ роптал. В войске не было единства. Участились нападения дикарей на крестьянские пастбища и посевы — слух летит быстрее ветра, дикие, прознав о смене власти, решили, что могущественная земля Та-Кем ослабла, и можно поживиться добычей на окраинах царства.
Война! Вот он — выход. Она вынудит войско сплотиться, а победы над дикарями успокоят крестьян и дадут сотни рабов старателям и ремесленникам. И недовольство угаснет. Если Сет даст процветание народу Та-Кем, не только простолюдины, но и воины, вскоре забудут мягкотелого Усера и его хрупкую юную супругу. И Анпу с Небтет не смогут вечно отсиживаться в Храме, идя против народа. Война — в ней Сет видел спасение и укрепление своей власти.
Войско выступило на пробуждающегося Ра утром. Пять колесниц, первой из которых правил сам Сет, сопровождали пятьсот копьеносцев, вооружённых помимо золотых пик, медными мечами. Сзади в три колонны шли полторы тысячи лучников, войско было выстроено так, чтобы дать бой врагу, с какой бы стороны он не появился. Дикари не заставили себя долго ждать. На окраине крестьянского поля показалась пыль. Оттуда доносились крики и воинственный дикарский клич. Горел амбар для зерна, откуда дикие воины вытаскивали полные сосуды. Дикарей было не более трёхсот. Лучники ударили внезапно, одновременно, колесницы устремились на врага. Один за другим, подкошенные стрелами, кочевники падали, роняя и разбивая сосуды, и зерно тут же окрашивала их кровь. Кто-то попытался вскочить на коней или повозки — но стрелы разили наездников и коней. Колесницы и копейщики окружили кочевников, оставшихся в живых. Сет отдал приказ узнать, из какого они племени, а затем — связать и отправить в столицу, выделив для охраны дюжину воинов. К колеснице Сета подбежала семья крестьянина и пала на колени с криками: «О, Сет, спаситель наш!» Глава семьи лежал в отдалении с грудью, раздробленной каменным топором. Крестьянин умирал. Сет раскинул руки и старика ударило красноватое свечение. Внезапно он стал дышать ровно и перестав стонать, ощупал себя, встал, и тоже упал на колени: «О, Сет, царь Та-Кем, сын Неба, Бессмертное Око Ра, спаситель Та-Кем и благодетель Та-Кем!» Крестьяне повторили слова старика, а за ними и всё войско. Никогда ещё Сет не был так доволен. Победа была ничтожна, рабов захвачено мало, но он, Сет, а не Усер, стал спасителем и благодетелем Та-Кем в глазах воинов и народа. Значит, тогда, в утреннем споре у Храма, прав был он, а не его царственный Брат, ныне ушедший на Западный Берег. «Значит, иначе было нельзя!» — незаметно для себя, Сет выкрикнул последнюю фразу вслух.