— Итак, сир, решено, — сказал герцог де Гиз, — что вы отказываетесь от прав сюзерена, которые вам предложили жители Гента, а также от исконных владений Бургундского дома?
— Да, решено: император увидит, что я честен и как союзник и как враг. Но прежде всего, поймите, я хочу, я требую, чтобы мне было возвращено Миланское герцогство. Оно принадлежит мне по праву наследования и в силу того, что было передано во владение французских королей. Даю слово дворянина, я получу его, но, надеюсь, не порывая дружбы с моим братом Карлом!
— И вы предложите Карлу Пятому пройти через Францию, чтобы покарать восставших жителей Гента? — спросил Пуайе.
— Да, господин канцлер, — ответил король. — Сегодня же пошлите господина Фрежюса к императору, пусть передаст ему от моего имени это предложение. Покажем императору, что для сохранения мира мы готовы на все! Ну, а если он жаждет войны…
Грозный и величественный жест сопровождал эти слова, но тут Франциск I на миг замолчал, заметив художника, скромно стоявшего у дверей.
— Но если он жаждет войны, — продолжал король, — клянусь Юпитером, вести о котором принес мне Бенвенуто, клянусь, что война будет кровопролитная, ужасная, ожесточенная!.. Ну, Бенвенуто, где же мой Юпитер?
— Сир, — отвечал Бенвенуто, — я вам принес модель вашего Юпитера. Но знаете, о чем я мечтал, смотря на вас и слушая вас? Я мечтал о фонтане для вашего Фонтенбло. Представьте: над фонтаном возвышается исполинская статуя в шестьдесят футов, в правой руке она держит сломанное копье, а левой опирается на эфес шпаги. Статуя изображает Марса80 — иными словами, вас, ваше величество, ибо вы олицетворение храбрости, сир, и этой храбростью вы пользуетесь в справедливом деле — священной защите вашей славы… Подождите, сир, это еще не все. По углам пьедестала статуи я вижу четыре сидящие фигуры: поэзию, живопись, скульптуру и щедрость. Вот о чем я мечтал, глядя на вас и слушая вас, сир!
— И вы воплотите эту мечту в мраморе или бронзе, Бенвенуто! Такова моя воля, — сказал король повелительно, но улыбаясь искренней и приветливой улыбкой.
Все члены совета встретили эти слова рукоплесканиями, ибо находили короля достойным статуи, а статую — достойной короля.
— А пока, — произнес король, — взглянем на нашего Юпитера.
Бенвенуто вытащил из-под плаща модель и поставил ее на стол, за которым только что решалась судьба мира.
Франциск I смотрел на нее с восторгом — в выражении его лица трудно было ошибиться.
— Наконец-то я нашел мастера по сердцу! — воскликнул он и, похлопав Бенвенуто по плечу, продолжал: — Друг мой, кто чувствует себя счастливее: король, которому удалось найти художника, понимающего все его замыслы, — словом, такого художника, как вы, — или художник, который встретил короля, способного его понять? По правде говоря, мне кажется, что моя радость сильнее…
— О нет, сир, позвольте! — воскликнул Бенвенуто. — Моя радость, без сомнения, сильнее.
— Нет, моя, Бенвенуто!
— Не смею противоречить вашему величеству: однако ж…
— Ну согласимся же, что наша радость одинакова, друг мой.
— Сир, вы меня назвали своим другом… — сказал Бенвенуто. — Одно лишь это слово оплачивает сторицей все то, что я уже сделал для вашего величества, и все, что я еще сделаю для вас.
— Так вот, я хочу доказать тебе, что это не пустое, случайно сказанное слово, Бенвенуто, и, если я назвал тебя своим другом, — значит, ты действительно мой друг. Я жду Юпитера. Заканчивай работу как можно скорей, и ты получишь, даю слово дворянина, все, что пожелаешь, если только это будет в королевской власти… Слышите, господа? И если я забуду о своем обещании, напомните мне о нем.