сказал, улыбаясь, художник. – Я просто стыжусь его и не знаю, не будет ли с моей стороны дерзостью говорить о нем. Только строжайшее приказание вашего величества могло бы заставить меня…
– Я вам приказываю! Говорите! – произнес король.
– Хорошо. Прежде всего признаюсь откровенно, хоть причиной этому служит, быть может, наивное тщеславие художника, но я очень удивился, что герцогиня поручила ученику заказ, который мог осчастливить любого мастера.
Вы помните моего ученика Асканио, сир? Прелестный юноша! И, клянусь, он мог послужить дивной моделью для статуи Эндимиона.
– Ну и что же дальше? – нетерпеливо спросил король, хмурясь от подозрения, закравшегося в его душу.
На этот раз госпожа д'Этамп, несмотря на все самообладание, не могла скрыть своих терзаний: она ясно читала в глазах Дианы де Пуатье злорадное любопытство и, кроме того, прекрасно знала, что если Франциск I способен простить ей государственную измену, то ни за что не простит измены сердечной.
А Бенвенуто, словно не замечая страха герцогини, продолжал:
– Так вот, сир, при мысли о красоте моего Асканио я подумал… простите, быть может, французам мое предположение покажется несколько дерзким, но я сужу по нашим итальянским принцессам, которые, откровенно говоря, ведут себя в делах любви, как простые смертные…
итак, я подумал, что чувство, побудившее герцогиню поручить этот заказ Асканио, не имеет ничего общего с любовью к изящным искусствам…
– Маэстро Челлини, – все более хмурясь, прервал его
Франциск I, – думайте о том, что вы говорите!
– Я заранее извинился за свою дерзость, сир, и даже просил ваше величество разрешить мне промолчать.
– Я свидетельница того, что вы сами приказали ему говорить, – вмешалась Диана. – А теперь, когда он начал…
– Никогда не поздно замолчать, если знаешь, что лжешь, – возразила госпожа д'Этамп.
– Если вам угодно, герцогиня, я замолчу, – предложил
Бенвенуто. – Для этого достаточно одного вашего слова.
– Но я желаю, чтобы он продолжал. Вы правы, Диана, некоторые вещи надо доводить до конца, – проговорил король, не сводя глаз с Бенвенуто и герцогини. – Итак, сударь, говорите.
– Все это были только предположения, пока некое поразительное открытие не дало мне новую пищу для догадок.
– Какое? – в один голос воскликнули король и Диана де
Пуатье.
– Я продолжаю, – тихо сказал Бенвенуто, обращаясь к госпоже д'Этамп.
– Сир, к чему вам держать лилию, пока он рассказывает свою длинную историю? – как бы не слыша слов Бенвенуто, заметила герцогиня. – Ваше величество так привыкли к скипетру и держите его так крепко, что я, право, опасаюсь, как бы вы не сломали этот хрупкий цветок.
И герцогиня с присущей ей одной улыбкой протянула руку к лилии.
– Простите, герцогиня, – вмешался Бенвенуто, – но этот цветок играет в моей истории важную роль, а потому позвольте мне для пояснения рассказа…
– Так, значит, лилия играет в истории важную роль? –
воскликнула Диана, с быстротой молнии выхватив золотой цветок из рук короля. – В таком случае, госпожа д'Этамп права: если эта история хоть отчасти подтверждает мои подозрения, цветку гораздо лучше быть в моих руках. Ведь с умыслом или без умысла, а может быть, просто утратив самообладание, вы, ваше величество, действительно можете его сломать.
Госпожа д'Этамп страшно побледнела, предчувствуя близкую гибель; она схватила Бенвенуто за руку и уже открыла рот, намереваясь что-то сказать, но сделала над собой усилие, выпустила руку художника и сжала губы.
– Говорите все, что вам угодно, – процедила она сквозь зубы, – говорите… – И чуть слышно добавила: – Если посмеете.
– Да, да, говорите, маэстро, но будьте осторожны и не скажите лишнего, – заметил Франциск I.
– А вы, сударыня, будьте осторожны и не молчите слишком долго, – тихо обратился Бенвенуто к герцогине.
– Скорее! Мы ждем! – воскликнула Диана де Пуатье, сгорая от любопытства.
– Хорошо, я продолжаю. Представьте себе, сир, вообразите, сударыня! Оказывается, герцогиня и Асканио вели переписку…
У герцогини был такой вид, будто она ищет оружие, чтобы сразить им Челлини.
– Переписку? – переспросил король.
– Да, переписку. И, что самое интересное, эта переписка между бедным подмастерьем и герцогиней была любовная.
– Доказательства, маэстро Челлини! Надеюсь, они у вас имеются? – в ярости крикнул король.
– Разумеется, сир, – ответил Бенвенуто. – Вы понимаете, ваше величество, я никогда не решился бы высказать такое подозрение, если бы не мог его доказать.