- Ты тоже отвечаешь за ополчение.
Богута немного подумал, ответил:
- Честно говоря, не знаю, что и предложить. С моими пешими бойцами конных уличей не догнать и сражение не навязать. Твоей одетой в железо дружине это тоже не под силу. Стало быть…
- Что - «стало быть»? - взъерошился Дир.
- Или вставать в круговую оборону и ждать, когда уличи нападут всеми силами. Или…
- Ну, договаривай!
- Что тут договаривать. Назад надо двигаться.
- Признать своё поражение?
- Ну почему поражение… Просто получится не вполне удачный поход…
- На это никогда не пойду! Я пришёл сюда, чтобы наказать уличских князей, и сделаю это во что бы то ни стало!
Богута промолчал. Завернувшись в меховую бурку, лёг спиной к костру и скоро уснул. Дир ещё долго смотрел в высокое звёздное небо.
Назавтра всё повторилось. Только противник наседал всё настойчивей и злее. Он почти в упор расстреливал пеших бойцов, явно издеваясь над их беспомощностью. Правда, уличи стали больше терять и лошадей, и всадников, но это их не останавливало.
Теперь они окружили войска русов со всех сторон, вступили в яростное сражение с дружиной, но, получив отпор, отступили и стали обстреливать её издали. Дир вынужден был дать приказ остановиться и занять круговую оборону. Связали телеги, воздвигнув непреодолимую преграду для конницы. Бойцы встали на них, из луков отражая наскоки противника. День успешно выстояли.
За ужином Богута спросил князя:
- Завтра обороняемся? Наступаем?
Тот деловито ответил:
- Попробуем заманить противника ложным отходом. Сделаем вид, что боимся его, начнём отступать. Уличи, я думаю, не утерпят, бросятся всеми силами. Тут мы и дадим решительное сражение.
Богута отвёл взгляд и, пряча насмешливые искорки в глазах, ответил:
- Мудрое решение. Думаю, срочно надо созвать сотских и десятских и довести до них твой приказ. А они, в свою очередь, доведут его до рядовых воинов.
Военачальники восприняли новое решение с малоскрываемой радостью. Всем было очевидно, что поход провалился, и Дир за мишурой пустых слов стремится скрыть это.
Утром Дир построил войско в четырёхугольник, в середине его поместил обоз с награбленным добром и двинулся в обратном направлении. Уличи совершенно обнаглели, подъезжали к самому войску, кричали обидные слова:
- Нахлебались щей уличских!
- Курицы мокрохвостые!
- Ужо вам устроим на Днестре!
Миновали Пересечен и вышли к Днестру. Из уличского войска прискакал всадник и стал кричать:
- Князь Одинец предлагает: оставьте награбленное добро, тогда дадим возможность переправиться через реку беспрепятственно!
Дир собрал совещание военачальников.
- Высказывайте свои мнения.
Раздались голоса:
- Отдать богатство? А зачем тогда кровь проливали?
- Гол-сокол вернёмся в Киев! Засмеют…
Но тотчас их заглушили другие:
- Шкуру надо свою спасать, а не о тряпках думать!
- Всё равно уличи увезти добычу не дадут!
- На реке потопят!
- Мириться надо, пока не поздно!
Дир принял решение: оставить награбленное и уйти за Днестр с остатками войска. Богута хлопнул его по плечу, проговорил удовлетворённо:
- Ничего, князь, живы будем, богатство в другом месте возьмём!
Поскидывали с телег всю добычу и пустыми переправились на левый берег реки. Уличи стояли в стороне и движению войск не мешали.
XXII
Понеся большие потери, потрёпанное войско Дира возвращалось в Киев. На его пути стояли жители, молча смотрели на оборванных, израненных воинов, женщины утирали слезы. Кто-то сказал громко:
- Пошли по шерсть, а вернулись стрижеными.
Шутку никто не поддержал, она была слишком горькой.
Аскольд встречал Дира во дворце. Князь вошёл в прихожую, кинул на скамейку оружие, сбросил панцирь, натянуто улыбнулся, произнёс намеренно бодрым голосом:
- Вот и воюй с таким противником. Бежал до самого моря, так и не приняв сражения!
- Тогда как же ты умудрился потерять треть своего воинства? - сурово спросил Аскольд.
Дир удивлённо посмотрел на него. Названый брат никогда не говорил с ним таким тоном. Ответил:
- Трудности похода… Да мало ли что!
- Боюсь, как бы боком не обошлись твои замашки нам обоим.
- Глупости! Со мной шли только добровольцы. Кого я неволил? Посулил хорошую плату. Обещание выполню. Забыл войну с древлянами? Там мы потерпели поражение, и никто даже не упрекнул меня!
- Тогда весь Киев был возмущён убийством сына боярина и жаждал мести. А теперь войны никто не хотел, кроме тебя!
- Полно! Лучше распорядись, чтобы затопили баню, хочу с дороги попариться!
- Баня готова, - ответил Аскольд и, уходя, вдруг спросил: - Ну что, всё ещё не навоевался?
Дир сел, устало махнул рукой, ответил тихо:
- Кажется, хватит. Сыт военными походами по горло. Пойду-ка я к Чаруше под бочок, может, приветит бедного бродягу…
Аскольд вышел на улицу, чтобы немного успокоиться. Последнее время его угнетали предчувствия чего-то недоброго. Он каждый день ходил в храм Святого Николая, подолгу молился, но подавленное настроение не проходило.
Он тихо брёл по улице, как вдруг столкнулся с женщиной. Поднял взгляд: Есеня! Глаза её были в слезах, сквозь них она, видно, не сразу его признала.
- Ах, Аскольд, - сказал она, - как жаль погибших воинов. Сколько лишений они испытали! Я не могла смотреть на них без сострадания…
Он ничего не ответил, пошёл рядом с ней.
- Ты знаешь, что говорят в народе? - спросила она, заглядывая ему в лицо. - Что во всем виноват Дир. Что он несёт народу одни беды и несчастья. Что если бы во главе княжества стоял Аскольд, жил бы народ тихо, мирно.
- Откуда народу знать, как я буду править?
- Народ знает все. Он сердцем чувствует. У него большое, всё понимающее сердце. Уже открыто говорят, что на вече сместят с престола Дира и оставят только тебя.
- Я никогда не соглашусь на это. Если уберут Дира, уйду и я.
- Почему? Разве тебе не хотелось установить в княжестве правду и справедливость?
- Может, хотелось. Но он мой названый брат, и против него я никогда не пойду.
- Но он столько натворил! Он погубил войско в волнах Чёрного моря, по его вине была истреблена большая часть русского воинства в битве с древлянами, а теперь, уличи уничтожили треть славных бойцов, доверивших ему свою жизнь! Как можно простить такие ошибки! Нет, даже не ошибки, а преступления!
Аскольд коротко вздохнул, ответил:
- Когда апостол Пётр спросил Иисуса Христа, сколько раз можно прощать брату своему, Он ответил: «Не говорю тебе «до семи раз», но до седмижды семидесяти раз».
Есеня ничего не сказала, но в душе осталась при том мнении, что народ киевский уговорит Аскольда остаться на престоле, не сможет устоять он против воли вече.
Они пошли рядом. Ударил слабый морозец, хлопьями пошёл снег, и вокруг всё преобразилось, стало светлее и чище, и Аскольд вдруг почувствовал, что на душе у него что-то отлегло, и ушли куда-то тяжесть и обеспокоенность, тревога и смятение, им на смену пришли покой и умиротворение. И он знал, что не столько из-за выпавшего снега, а сколько из-за того, что рядом шла Есеня. Он остановился и сказал неожиданно для себя:
- Я не могу забыть наши встречи, Есеня.
Она вздрогнула, стала глядеть на него испуганным и в то же время радостным взглядом, и он больше почувствовал, чем увидел, что она чуть качнулась в его сторону. И он обнял её маленькое послушное тело и поцеловал в тёплые, мягкие губы.
Она прижалась щекой к его груди и проговорила горестно:
- Ах, Аскольд, Аскольд, как я виновата перед тобой!
Он начал гладить её запорошённые снегом волосы, произнося слова будто во сне:
- Никто ни в чём не виноват. Сердцу не прикажешь. Я столько лет пытался внушить себе любовь к Богом данной супруге, но что толку? По-прежнему любил и люблю только тебя.
- Последние дни я всё время думала о тебе, мечтала встретить, даже несколько раз ко дворцу приходила. Где ты пропадал?