- Я спрашивала Пана, желает ли бог или нет, чтобы я следовала за вами в Афины, - сказала она.
- Как так? - спросили оба.
- Там, внизу, в долине, - отвечала девушка, - есть грот Пана, где в нише стоит сделанное из дуба изображение бога. Туда ходят все пастухи, когда желают спросить о чем-нибудь таинственном. Вопрос надо тихонько шепнуть богу на ухо, затем зажать уши руками и идти таким образом до тех пор, пока не встретишь разговаривающих людей. Затем надо вдруг отнять руки и первое услышанное слово, есть ответ Пана на вопрос, заданный ему на ухо.
- И какое первое слово услышала ты от наших рабов? - спросила Аспазия.
- Слово "Афины", - отвечала Кора, дрожа от волнения. - Итак, Пан желает, чтобы я отправилась в Афины! - со вздохом прибавила она.
- Он дозволяет тебе также взять с собой твою любимую черепаху, улыбаясь сказала Аспазия.
В эту минуту подошли родители Коры.
- Пан желает, чтобы я отправилась в Афины, - сказала девушка печальным, но решительным тоном и повторила рассказ, как она спрашивала оракула в гроте Пана.
Пастух и его жена выслушали рассказ, со смущением переглянулись и не менее печально, чем девушка, повторили слова:
- Пан желает, чтобы Кора отправилась с чужестранцами в Афины!
Затем они подошли к плачущей дочери и поцеловали ее.
- Кора будет награждена за послушание богам, - сказала Аспазия. - Она будет присылать вам посланных с известиями и подарками от себя, а когда вы состаритесь, она призовет вас к себе, чтобы вы прожили с ней остаток ваших дней.
- Уже вчера в доме произошло одно предзнаменование, - задумчиво сказал пастух, - змея, прокравшись в гнездо ласточки на крыше, упала на очаг, через дымовое отверстие.
Аспазия еще долго ободряла и утешала стариков. Они молча слушали ее, покорившись божественной воле; печально доносились издали звуки сиринги влюбленного пастуха, тогда как сумерки все более сгущались.
Наконец, все вместе вошли в дом, где Перикл и Аспазия должны были провести последнюю ночь в аркадских горах, так как с наступлением утра они думали двинуться в путь, к цели своего путешествия, где их ожидали более важные дела, чем в тихой пастушеской стране.
Не для того, чтобы принимать участие в олимпийских играх, не для того, чтобы видеть падающих на песок кулачных бойцов, не для того, чтобы слышать восклицания многих тысяч эллинов, приветствующих победителей на играх приехали Перикл и Аспазия в Элиду - их сердца стремились навстречу к Фидию. В одно прекрасное утро они вступили в знаменитую, орошаемую священными водами Алфея, долину Олимпии.
По всем дорогам, ведущим через Аркадские горы, или через Мессину из южной части Пелопонеса, или с севера через Ахайю к Иллийскому берегу, по всем так называемым священным праздничным дорогам, идущим к берегу Алфея, толпились путники. По морю с берегов Италии и Сицилии шли суда - все стремились в Олимпию. Временами попадались целые праздничные караваны, при проходе которых остальные путники, как пешеходы, так и конные в экипажах, останавливались, пропуская шествие, колесницы которого часто были украшены рисунками, позолочены и покрыты дорогими коврами.
Недалеко от входа в священную рощу находилась большая скульптурная мастерская. В этой мастерской уже несколько лет работал Фидий. Здесь с помощью Алкаменеса и других учеников, в уединении и тишине, прерывавшейся каждые пять лет шумом олимпийских игр, он заканчивал свое произведения. Бежав из веселых Афин, освободившись от всевозможных влияний, сковывающих цветочными цепями парение его мысли, здесь в одиночестве, окруженный горами, на берегу священного потока создавал он своего Зевса.
Из мастерской Фидия вышли двое мужчин и пошли вдоль по берегу Алфея. В одном из них мы узнаем Алкаменеса. Его спутник был знаменитый Поликлет из Аргоса, соперничавший своими произведениями из мрамора и бронзы с великим афинянином, но изображавший в своих произведениях только человеческое и предпочитавший всему статуи атлетов. Его школой была Олимпия, здесь его взгляд и ум черпали вдохновение у живых, гармонически сильных образов. Различие художественного направления Фидия и аргивского соперника закрепило между ними негласное соревнование.
В то время как афинянин думал, что искусство аргивянина начинают ценить слишком высоко, Поликлет чувствовал себя оскорбленным, что обойдя его, пелопонесского скульптора, пригласили афинянина с учениками для создания пелопонесского Зевса. Это была часть того афинского торжества, которое предсказывала Аспазия, стараясь доказать Периклу, что афиняне должны превзойти своих соперников в прекрасных искусствах...
Таким образом Поликлет избегал отношений с Фидием и его окружающими, за исключением Алкаменеса, который охотно пренебрегал мелкими соображениями. И теперь, случайно встретившись со своим аргивским товарищем по искусству, он завязал с ним непринужденный разговор.
Поликлет, человек спокойный и благоразумный, боровшийся с Фидием и его школой, спокойно спрашивал об Агоракрите, почему тот не последовал за своим учителем, чтобы работать вместе с ним, как на афинском Акрополе.
- Ты вполне справедливо удивляешься тому, - сказал Алкаменес, - что учителю не достает самого любимого ученика. После победы моей Афродиты над работой его любимого ученика, я не могу похвастаться личным расположением учителя, но я последовал за ним сюда и продолжаю трудиться. Я всегда переносил общество Агоракрита, несмотря на его враждебное отношение. Но он, чтобы не видеть моего ненавистного лица, оставил учителя после завершения Парфенона. Он взял заказ статуи Зевса для Коронии, но как и тогда, когда он хотел создать Афродиту, а создал Немезиду, его Зевса приняли за изображение бога подземного мира. Он становится все мрачнее и мрачнее, тогда как мое искусство имеет другое направление, поэтому мы теперь не в состоянии выполнять одну задачу.
- Твой живой характер, Алкаменес, - заметил Поликлет, - заставляет делать большие шаги в искусстве, за которыми твоим товарищам не угнаться.
- Я могу работать здесь свободнее, чем на афинском Акрополе, - сказал Алкаменес, - там дух учителя принуждал всех строго следовать заранее составленному плану - здесь он предоставил мне паионию (внешние украшения храма), сам же он погрузился в своего олимпийского повелителя богов.