Альфонс Дюпрон отлично выявил мифологические структуры и эсхатологическую ориентацию такого явления как крестовые походы. «Ведущей идеей крестоносцев был долг освободить Иерусалим... В феномене крестовых походов мощно проявилось объединение двойной мечты: во времени и в человеческом пространстве. В пространственном смысле знаком исполнения времен оказывается объединение народов вокруг священного города-матери, центра мира, Иерусалима»[280]. В качестве доказательства того, что речь здесь идет о духовном, иррациональном, коллективном явлении, могут служить крестовые походы детей, начавшиеся внезапно в 1212 году в Северной Франции и Германии.
Спонтанность этих событий вне всякого сомнения: «никто не побуждал их к этому, ни внутри страны, ни из-за границы», — утверждает современный свидетель[281]. «Детей отличали одновременно очень ранний возраст и крайняя бедность, среди них было много пастушков»[282]. Они отправились в поход процессией с пением, их было, по-видимому, около 30000. На вопрос, куда они идут, они отвечали: «К Богу». По словам современника, они намеривались пересечь море и сделать «то, чего не смогли сделать властители и короли, — освободить гроб Господень»[283]. Духовенство было против этого похода. Поход детей из Франции окончился катастрофой: прибыв в Марсель, они погрузились на семь больших кораблей, два из них потерпели кораблекрушение во время шторма в открытом море у берегов Сардинии, все находившиеся на кораблях утонули. Пять же других кораблей предатели завели в Александрию, где продали детей предводителям сарацинов и торговцам рабами.
Примерно таким же образом разворачивались крестовые походы детей в Германии. В хронике того времени сообщается, что в 1212 году мальчик по имени Николас собрал вокруг себя множество детей и женщин. Он утверждал, что ангел приказал ему отправиться с ними в Иерусалим для освобождения гроба Господня и что море расступится, чтобы пропустить их шествие пешком, как когда-то произошло с народом Израиля[284]. Оружия при них не было. Отправившись в путь из Кельна, они поднялись по Рейну, перешли Альпы и дошли до северной Италии. Некоторые из них добрались до Генуи и Пизы, но были рассеяны. Те, кому удалось достичь Рима, убедились, что представители властей их не поддерживают. Папа не одобрял их планов, и юным крестоносцам пришлось возвратиться восвояси. По словам автора хроники тех лет Annales Carbacenses, «они вернулись голодные, в рубище, молчаливые и одинокие». Никто им не помогал. Другой свидетель сообщает: «Многие дети умерли по дороге, тела их лежали на площадях, и никто их не хоронил»[285]. П. Альфандери и А. Дюпрон совершенно справедливо усматривали в этом явлении своеобразное возвышение детей в системе иерархии народной набожности. Это было одновременно и мифом о невинных, о призывах Иисуса к детям и народной реакцией против крестового похода баронов, той же самой реакцией, которая проявилась в легендах, возникших вокруг «Тафуров» во времена первых крестовых походов»[286]. Завоевание Святых мест может теперь произойти только в результате чуда, чудеса же приходят только к самым чистым и безгрешным, то есть к детям и беднякам»[287].
Пережитки эсхатологического мифа
Неудачи крестовых походов не погасили эсхатологических надежд. Томазо Кампанелла в своем произведении «Об испанской монархии» умолял испанского короля финансировать новый крестовый поход против Турецкой империи и основать после победы Великую всемирную монархию. Через 38 лет в эклоге, посвященной Людовику XIII и Анне Австрийской, в честь рождения будущего Людовика XIV Т. Кампанелла предвосхищает одновременно возвращение Святой земли и обновление времени. Молодой король в тысячу дней завоюет всю землю, победив чудовищ, то есть подчиняя неверных и освобождая Грецию. Магомет будет выброшен из Европы, Египет и Эфиопия вновь станут христианскими. Татары, персы, китайцы и весь Восток обратятся в христианскую веру. Все народы составят единый христианский мир, у обновленной Вселенной будет один центр — Иерусалим. «Церковь, — писал Кампанелла, — началась в Иерусалиме, в Иерусалим она и вернется, обойдя весь мир»[288]. Т. Кампанелла в своем трактате «Первое и второе воскресение» не считает больше, подобно Святому Бернару[289], что «завоевание Иерусалима есть только этап к небесному Иерусалиму». Для него это установление мессианистского царства[290]. Примеры можно было бы умножить.
Но следует подчеркнуть непрерывность и близость между средневековыми эсхатологическими идеями и различными «философиями истории» иллюминизма и XIX века. Вот уже три десятка лет известна та исключительная роль, которую сыграли пророчества Джоаккино да Фьоре[291] в возникновении и структуре всех этих мессианских движений, возникших в XIII веке и продолжавшихся в более или менее секуляризованной форме до XIX века[292]. Главная идея Джоаккино о неизбежном начале для всего мира третьей эпохи истории, эпохи свободы, так как она будет проходить под знаком Святого Духа — это идея приобрела большую известность. Она противоречила точке зрения, принятой Церковью со времени святого Августина. По общепринятому учению, поскольку Церковь учредила на земле полное совершенство, в будущем не будет больше обновления. Единственным решающим событием будет второе пришествие Христа и Страшный Суд. Джоаккино де Фьоре вводит в христианство архаический миф о всеобщем возрождении. Конечно, речь уже не идет о возрождении периодическом и бесконечно повторяемом. Третья эпоха, по его мнению, будет царством Свободы под руководством Святого Духа, а это предполагает, что историческое христианство остается позади и, как следствие этого, упраздняются существующие правила и установления.
Мы не будем останавливаться здесь на различных эсхатологических движениях, побудительным импульсом которых оказалась мысль Джоаккино де Фьоре. Но стоит все же вспомнить о некоторых учениях, являющихся неожиданным продолжением идей калабрийского прорицателя. Так, Лессинг в своем труде «Воспитание человеческой расы» развивает тезис о постоянном и прогрессивном откровении, завершающемся в третьей эпохе. Лессинг оценивал это как победу разума с помощью воспитания. По его мнению, в этом совершается исполнение христианского откровения об «энтузиастах XIII и XIV веков», единственным заблуждением которых было то, что они слишком рано провозгласили «новое вечное Евангелие»[293].
Влияние идей Лессинга было значительным, и через сторонников Сен-Симона он оказал воздействие на Огюста Конта и его учение о трех состояниях. Его влияние испытали на себе также Фихте, Гегель, Шеллинг; согласно этим идеям, в третью эпоху произойдет обновление истории. Через этих мыслителей эсхатологический миф оказал влияние на некоторых русских писателей, в частности на Красинского, автора «Третьего царства духа» и Мережковского, автора «Христианства третьего Завета»[294]. Конечно, здесь мы имеем дело с полуфилософскими идеологиями и фантазиями, а не с эсхатологическим ожиданием царствования Святого Духа. Но во всех этих теориях и фантазиях более или менее явно просвечивает миф о всеобщем обновлении.
Мифы Нового времени
280
Дюпрон А. Крестовые походы и эсхатология (В гл. «Гуманизм и эзотеризм». Акты V международного съезда гуманитарных исследований, 1960, с. 175-198), с. 177.
288
Замечание Кампанеллы к стиху 207 своей эклоги, цит. А. Дюпроном — Крестовые походы и эсхатология, с. 87.
289
Святой Бернар — не совсем ясно, о ком в данном случае идет речь: о Бернаре Клервонском или Берна-ре Сладостном. Бернар Клервонский (ок. 1091—1153) — монах цисторианского монастыря, в дальнейшем — основатель ордена бернардинцев — «псов господних», опоры папства. Содействовал организации II крестового похода, обращению в христианство народов Прибалтики. Бернар Сладостный (ум. ок. 1320) — монах-францисканец, один из первых и известнейших последователей Франциска Ассизского. В дальнейшем, после его смерти и раскола в ордене — один из лидеров альбигойцев. В 1303 г. возглавлял восстание против инквизиции. В 1318 г. приговорен к пожизненному заключению.
291
Джоаккино де Фьоре — в русской транскрипции Иоахим Флорский (ок. 1132—1202). Монах цисторианского монастыря, основатель Флорского ордена в Италии, средневековый философ. М. Элиаде обращается к нему как к автору «Вечного Евангелия», делящего мир на три эпохи: эпоху Бога Отца (ветхозаветная), эпоху Бога Сына (новозаветная), эпоху Святого Духа (грядущая), и акцентирует внимание на двух положениях его концепции: эволюции взаимоотношений человека с Богом и аналогичности периодов мировой истории. Согласно ортодоксальному христианству, это учение считается еретическим.
292
Большая заслуга Эрнесто Буонаути заключается в том, что он вновь обратился к исследованию труда де Фьоре «Трактат о четырех Евангелиях» (Рим, 930) и в книге «Джоаккино да Фьоре» (Рим, 93). См. также две статьи: «Пролегомены к истории Джоаккино да Фьоре» (там же, V, 929), воспроизведенные в посмертном издании «Истории христианства», 957, с. 237— 382. См. также Эрнст Бенц «Категории религиозного значения истории у Джоаккино», а также «Ecclesi Spiritualis» (Штутгарт, 934).
294
Карл Левит напоминает (там же, с. 210), что эта последняя работа оказала влияние на германо-русского автора «Третьего царства» Г. Меллера ван дер Брука. См. также работу Якоба Таубеса «Западноевропейские эсхатологии», Берн, 1947, сравнивающего философию истории Гегеля с философией истории Джоаккино да Фьоре.