- Не заставляйте меня выглядеть идиотом, Эдвард, — сказал Берч. — По крайней
мере, на глазах у этих людей. Мы оба понимаем, что этот… должен поплатиться, если и
не жизнью, то во всяком случае пальцем или двумя.
Я задыхался.
- Нет!— резко ответил отец. — Никакой крови, Реджинальд. Между нами все
кончено, если вы сейчас же не сделаете, как я говорю.
Казалось, что вокруг все замерло. Я слышал только, как безостановочно бормотал
вор:
- Прошу вас, сэр, прошу вас, сэр, прошу вас, сэр…
Руки у него были прижаты к бокам, ноги дрыгались и бесполезно загребали по
грязной мостовой, на которой он лежал, как в ловушке.
В конце концов мистер Берч решился и убрал нож, от которого у вора осталась
небольшая ссадина. Берч поднялся и хотел пнуть вора, но тот не заставил себя
упрашивать и на четвереньках ринулся по Честерфилд-стрит, радуясь, что остался жив.
Наш кучер пришел в себя от потрясения и теперь стоял у двери, уговаривая нас
поторопиться для нашей же безопасности.
Отец и мистер Берч стояли друг против друга, сцепившись взглядами. Хотя мама и
торопилась увести меня, я заметил, как блеснули у мистера Берча глаза. Отец ответил тем
же и протянул ему руку, добавив:
- Спасибо, Реджинальд. От имени всех нас благодарю вас за быструю
сообразительность.
Мама подгоняла меня в спину, пытаясь поскорей затолкать в карету, а я вытягивал
шею и видел отца и его руку, предложенную мистеру Берчу, который смотрел на него с
ненавистью и не принимал призыва к примирению.
И лишь когда я уже уселся в карету, я увидел, как мистер Берч тянется к отцовской
руке, а его ярость растворяется в улыбке — немного смущенной, застенчивой улыбке,
точно он только что пришел в себя. Две встряхивающие друг друга руки и мой отец,
награждающий мистера Берча коротким кивком, так хорошо мне известным. Он означал,
что все улажено. Он означал, что больше не стоит об этом говорить.
5
Но вот наконец мы вернулись домой, на площадь Королевы Анны, заперли двери и
выветрили запах дыма, навоза и лошадей. Я сказал Маме и Отцу, как сильно понравился
мне этот вечер, сердечно поблагодарил их и заверил, что беспорядки на улице,
случившиеся позже, не смогли испортить мне праздник, хотя в глубине души я полагал,
что это-то и было самым интересным.
Но оказалось, что вечер еще не закончился, потому что когда я стал подниматься
по лестнице, отец сделал мне знак, чтобы я шел за ним — он направился в игровую
комнату и зажег там масляную лампу.
- Вам понравился нынешний вечер, Хэйтем? — спросил он.
- Очень понравился, сэр, — ответил я.
- Какого вы мнения о мистере Берче?
- Очень хорошего, сэр.
Отец хмыкнул.
- Реджинальд — человек, который уделяет много внимания внешнему виду,
манерам, этикету и нормам приличия. Он не то, что некоторые, кто одевается по этикету
или протоколу, когда им это надо. Он человек чести.
- Да, сэр, — сказал я, но в моем голосе, должно быть, почувствовалось сомнение,
потому что он пристально посмотрел на меня.
- А-а, — сказал он. — Вы думаете о том, что случилось позже?
- Да, сэр.
- Ну, так что же?
Он подозвал меня к одной из книжных полок. Казалось, что он хочет на свету как
следует рассмотреть мое лицо. На его лице играли блики от лампы, а темные волосы
блестели. Взгляд его обычно был добрым, но мог быть и напряженным, как теперь. Я
заметил один из его шрамов, который, казалось, ярче вспыхнул на свету.
- Ну, это было очень волнующе, сэр, — ответил я и быстро добавил: — Хотя я
больше беспокоился за мать. Ваша быстрота, когда вы ее спасали — я никогда не видел,
чтобы кто-нибудь двигался так стремительно.
Он рассмеялся.
- Вот что значит для человека любовь. Вы тоже это когда-нибудь поймете. Но что
вы скажете о мистере Берче? О его реакции? Как вы это поняли, Хэйтем?
- Что именно?
- Мистер Берч, кажется, собирался сурово наказать негодяя, Хэйтем. Вам не
показалось, что это справедливо?
Я обдумал его слова, прежде чем ответить. Судя по выражению его лица,
напряженному и внимательному, мой ответ был очень важен. И по горячим следам мне
казалось, что тот вор заслужил жесткую расправу. Было мгновение, короткое, как все, что
случилось, когда какая-то первобытная ярость могла прикончить его за нападение на мою
мать. Однако теперь, в мягком свете лампы, рядом с отцом, ласково на меня смотревшим,
я чувствовал что-то другое.
- Говорите честно, Хэйтем, — пришел на помощь отец, как будто читавший мои
мысли. — У Реджинальда обостренное чувство справедливости или того, что он понимает
под справедливостью. Оно в некотором смысле… библейское. Но что выоб этом
думаете?
- Сначала я испытал… жажду мести, сэр. Но это быстро прошло, и мне радостно
было видеть человека, проявившего милосердие, — сказал я.
Отец улыбнулся, кивнул и вдруг круто повернулся к книжным полкам, движением
запястья привел там в действие какой-то выключатель, и часть книг отъехала в сторону,
открыв потайную камеру. У меня екнуло сердце, когда он взял что-то оттуда: коробку,
которую он вручил мне и кивком головы велел открыть.
- Подарок на день рождения, Хэйтем, — сказал он.
Я опустился на колени, поставил коробку на пол, открыл ее и обнаружил кожаную
портупею, которую я поскорее выдернул наружу, потому что знал — под ней должен быть
меч, и не деревянный игрушечный, а сверкающий стальной меч с затейливой рукоятью. Я
достал его из коробки и держал в руке. Это был короткий меч, и хотя, к моему стыду, я
испытал из-за этого укол разочарования, я сразу понял, что это прекрасный короткий меч
и это мойкороткий меч. Я тут же решил, что он всегда будет у меня на боку, и уже
протянул руку к портупее, но меня остановил отец.
- Нет, Хэйтем, — сказал он, — он останется здесь, и не надо его брать или
пользоваться им без моего разрешения. Понятно?
Он взял у меня меч, вернул в коробку, уложил сверху портупею и закрыл.
- Вы скоро начнете тренироваться с этим мечом, — продолжал он. — Вам
предстоит многое узнать, Хэйтем, не только о той стали, которую вы держали в руках, но
и о стали в вашем сердце.
- Да, отец, — сказал я, стараясь не выдать, что я сбит с толку и разочарован. Я
видел, как он повернулся и положил коробку в тайник, и если он воображал, что я не
понял, какая книга закрывает доступ в тайник, то он ошибся. Это была Библия короля
Иакова.
8 декабря 1735 года
1
Сегодня хоронили еще двоих — солдат, которые дежурили в парках. Насколько я
знаю, на панихиде по капитану, имя которого мне неизвестно, присутствовал отцовский
камердинер мистер Дигвид, но на похоронах второго солдата никого из нашей семьи не
было. Сейчас вокруг нас столько потерь и горя, что кажется, будто не осталось места ни
для чего другого, как ни бессердечно это звучит.
2
Когда мне исполнилось восемь лет, мистер Берч стал в нашем доме постоянным
гостем, и если только он не прогуливался с Дженни по саду, или не сопровождал ее в
своей карете в город, или не пил в гостиной чай с хересом и не развлекал дам небылицами
из армейской жизни, он непременно беседовал с отцом. Всем было ясно, что он