Концерт «Среднерусской возвышенности» в Доме Медика, 1986 год. Фото из архива Миши Бастера
К 1978-му году те художественные круги, с которыми я общался, вполне сформировались в то, что ныне принято называть художниками соц-арта. А некоторые даже начали увядать, как Малая Грузинка с ее горкомом графиков. Круг концептуалистов вокруг Монастырского тоже устоялся и, видимо, поэтому его вскоре покинул Никита Алексеев, чтобы сделать «Апт-Арт». И только Анатолий Зверев был везде. Легендарный московский пьяница. Жил как герой и умер как герой. При этом у него присутствовала самовозгонка собственной гениальности. Это было саморазрушением, и, я думаю, самое дорогое для него было то, что он получал теплоту и любовь людей, которые не всегда бескорыстно приглашали его к себе. Любви ему реально не хватало, и он ради этого был готов на все.
У меня тогда случился небольшой перерыв на полтора года: 1978–79-е годы я жил не в Москве. Как честный человек, закончив училище, я, двадцатилетний театральный художник, поехал в город Горноалтайск работать сценографом в местном театре. И там у меня случился экзистенциальный опыт, который абсолютно оторвал меня от Москвы и от привычной среды. Хотя я музыкой не очень интересовался, меня поразило то, что вся модная музыка в этом Горноалтайстке была. Это были времена диско. Хотя на весь город было два ресторана всего, но почти все жители имели магнитофоны. Я спросил, как это может такое происходить, и мне объяснили, что у них есть радиотранслятор, вышка, и там по ночам сидят и пишут музыку со всего мира. Вот так, уехав от художественной цивилизованной жизни, я оказался в эпицентре музыкальной. В Москве то допуск к этим волшебным антеннам был за семью замками и активно порицался. Нет, конечно, в Гостелерадио были свои источники, но в маленьком городке это все совсем не представляло проблем. Все друг друга знали и рыбачили меломански сообща. Да, такая вот рыбалка: что поймал, то и узнал.
И вот – про запреты. Малопонятное новое искусство, как и диссидентство, было тоже гонимым, а иногда равнозначным. И начало восьмидесятых для меня больше всего связано с «делом журнала АЯ». Гебуха стала заниматься журналом «А-Я», который издавал Игорь Шелковский в Париже. Если я не ошибаюсь, первый номер вышел в 81-м, всего было издано семь номеров. Этот журнал по-своему создал то современное искусство, которое у нас сейчас есть. Все абсолютно по-взрослому. Когда не было ничего, вдруг появляется из ниоткуда – из Парижа – полноцветный, качественный супержурнал. Со статьями Гройса, Тупицыных. Последние, поскольку жили в Нью-Йорке, где и был «нью вейв», пытались этот термин привить к тому, что происходило и здесь, в том числе и в рамках «Апт-Арта». Но все было сложнее. Примерно так же как с термином «авангардное искусство»: слово-чемодан, в которое можно было запихать все, что угодно. И если говорить про местный нью вейв, то он появился чуть позднее, когда случилось дело художника Сысоева. Там были, конечно, и прямые связи и пересечения с диссидентами, но все-таки вся эта тусовка была после. Сысоев затронул арт-тусовку по краю, и мне кажется, что комитетчики просто тогда свой маркетинговый план выполняли и получали за такие дела премии. Постоянно мониторили эту среду, интересовались.
М.Б. Творчество этого сюрреалистического периода было достаточно разнообразным и многие художники развивались в канве соц-арта, работая с темой изнанки советского сознания и обыгрывая символику советского строя. Творения эти естественно вызывали неоднозначную реакцию у «наблюдателей» и приводили к достаточно смешным ситуациям.