Выбрать главу

Максимка не сказал ни слова. Даже не посмотрел в его сторону. Еще этой весной, сразу, как получил табель за шестой класс, он записал в своем дневнике: «Теперь я семиклассник и должен вырабатывать свой характер. Прежде всего — никогда не врать! И никому не доказывать, что ты говоришь правду. Правда, как и аксиома, не требует доказательств».

К тому же ему просто не хотелось рассказывать всего, что произошло на озере. Слишком это было необычно. И слишком непонятно и таинственно. Он был уверен, что еще не раз встретится с зеленоглазой незнакомкой. Может быть, даже сегодня или завтра. И, возможно, ему снова придется выручать ее из беды. Даже наверняка придется.

Но он не встретил ее ни через день, ни через год. И постепенно стал забывать обо всем, что произошло на озере. А если и вспоминал, то лишь как смутный необыкновенный сон. Да так оно, пожалуй, и было. Ведь никто больше не видел золотоволосой русалки. Вот только волосы, запутавшиеся в пальцах, — откуда они взялись в тот день? Да еще запах от рук — будто кто духами их обрызгал. Даже мать вечером заметила. А уж он мыл, мыл их…

Словом, время не раскрыло тайны загадочного происшествия. Зато жизнь в глуши пришлась Максимке по душе. И сам кордон оказался великолепнейшим местечком. И вор-малеевские ребята не такими уж плохими товарищами. Что же касается Маринки, то эта гордая, озорная, насмешливая девчонка со вздернутым носом и двумя тонкими косичками за спиной оказалась лучшей из всех девчонок, каких знал Максимка. Она никогда ничего не боялась. Ее никто ни в чем не мог переспорить. И не было, кажется, дела, за которое не бралась и с которым не справилась бы Маринка. Вот из-за нее-то, из-за Маринки Старостиной, и произошла еще одна загадочная история, которая также осталась совершенно необъяснимой.

Все вормалеевские ребята учились в Отрадном. Ходили туда то пешком, то на лыжах. А в дни большой непогоды оставались в школе, где им выделяли под ночлег пионерскую комнату и раздевалку при спортзале.

Так было и на этот раз. С утра зарядил дождь, и ребята решили заночевать в Отрадном. Максимка принялся уже, как обычно в таких случаях, перетаскивать маты из спортзала, когда в раздевалку вбежала Маринка и заявила, что ей позарез нужно домой. Максимке тоже не хотелось оставаться сегодня в школе. Однако другие ребята заупрямились.

— Очень нужно тащиться в такую погоду! — пробурчал Димка.

— Да уж, наплюхает порядком, — поддержали Федя с Костей.

Маринка обвела их насмешливым взглядом:

— Эх вы, запечные таракашки! И впрямь, растают еще. Пошли вдвоем, Максимка!

Из Отрадного до Вормалея можно добраться низовой дорогой, вокруг сопки, — это пять километров ухабов и гатей. А можно спрямить тропинкой, идущей по склону. Маринка предложила идти по тропе.

— А стоит ли? — возразил Максимка. — Поздно уже, а там, говорят, волков видели.

— Фью-ю! — присвистнула Маринка. — Может, и ты останешься?

— Пошли, — махнул он рукой.

Узкая тропинка сначала шла круто в гору, часто петляя меж могучих кедров, потом юркнула в густой ельник и побежала вниз по склону. Дождь перестал. Стих и ветер. Но с каждой ветки беспрестанно обрушивались целые потоки воды. Вскоре оба были мокры насквозь.

— Ничего! — бодро повела плечами Маринка. — Каких-нибудь два километра, и дома!

Но в это время откуда-то издали, сверху, явственно донеслось глухое низкое завывание. Волки! Максим остановился. И в тот же миг сзади и совсем близко послышался ответный вой. Стало жутко.

— Ну, что встал? Бежим! Успеем! — Маринка дернула его за рукав и со всех ног бросилась вниз по тропинке.

Максимка едва успевал за ней. Мокрые ветки хлестали по лицу. Ноги скользили по сырой траве. Раза два он еле удержался на ногах. Но страх гнал вперед и вперед, благо дорога все время шла под уклон.

Наконец ельник кончился. В темноте по обеим сторонам тропинки снова замелькали массивные стволы кедров. Лес будто расступился. Казалось, самое страшное позади. Маринка замедлила шаги. Он попытался перевести дыхание.

Вдруг злобный вопль метнулся прямо в лицо. Он шел оттуда, из мокрой чернильной тьмы, в которую ныряла тропинка, и потому был особенно страшен. Звери обошли их, перерезали им путь. Маринка с ходу остановилась, и он чуть не натолкнулся на нее, поскользнувшись на мокрой хвое.

— Спичек нет? — спросила Маринка, не оборачиваясь. Она тяжело дышала. Чувствовалось, что все в ней дрожит от напряжения.

— Нет, откуда же. Нож есть.

— Это ни к чему. Их много. Надо на дерево. Я знаю тут одно, подходящее. Мы прошли его. Давай обратно. Нет, стой! — она инстинктивно прижалась к нему. — Видишь…

Впереди, совсем близко от них метнулась черная тень. Максимке показалось даже, что он слышит страшный лязг зубов. Маринка изо всех сил сжала ему руку:

— Лезем на лиственницу, вот сюда. Будь что будет. Только не показывай им спину! — она одним махом взвилась на нижний сук и ловко, как кошка, начала карабкаться вверх по стволу.

И тут произошло самое страшное. Максимка хотел пуститься следом за Мариной. Однако ноги не послушались его. Они стали будто деревянными, не гнулись в коленях, не отрывались от земли. Леденящий ужас тошнотой поднялся к горлу, лишая возможности даже крикнуть. Казалось, так прошла целая вечность.

Вдруг кто-то сильно дернул его за руку:

— Ты что, спятил?! — голос Марины зазвенел от гнева. — А ну лезь, а то вот!..

И сразу вернулась власть над телом. Максимка метнулся к дереву и начал судорожно взбираться по мокрым скользким сучьям Маринка лезла следом. Наконец она остановилась.

— Ну, хватит. Тут нам сам чёрт не страшен, — она устроилась поудобнее на толстом суку. — Давай сюда, на эту развилку. А вам вот, вот, проклятые! — она сложила кукиш и погрозила им вниз, в темноту, откуда ясно слышалась какая-то возня.

Максимка примостился на развилке, глянул в сторону Вормалея. Там не было видно ни огонька. Значит, кордон еще далеко.

Несколько минут прошло в молчании. Потом Максимка сказал:

— Маринка! А знаешь, я ведь струсил сейчас. Честное слово Даже ноги отнялись. И если бы ты не спрыгнула..

— Ладно, чего там! Который теперь может быть час?

— Часов восемь, не больше.

Она вздохнула:

— До света далеко. А у меня уже, кажется, рубашка к спине примерзла.

Максимка не ответил. Он сам чувствовал, что начинает коченеть от холода. Небо прояснилось. В воздухе повеяло морозом. И мокрая одежда словно впивалась в тело. Он собрался в комок и плотнее прижался к стволу. Снизу снова послышался вой и царапанье когтями по дереву. Волкам не терпелось добраться до своей жертвы.

Максимка поднял глаза к небу. Яркие осенние звезды спокойно мерцали сквозь густые ветви дерева, мерцали, как вчера, позавчера, как год назад, и остро щемящее, давно знакомое чувство на миг охватило его: звезды будто манили, звали к себе, притягивали своей извечной тайной.

Злобный отчаянный вопль вернул его к действительности. Он коснулся плеча Марины:

— Ну, как ты?

— Замерзла вконец.

Он сдернул с себя шарф:

— На вот.

Она отстранила его руку:

— Что шарф, когда вымокли до нитки…

Они замолчали. Так прошло часа два. А может, и больше. Максимка потерял всякое представление о времени. Руки онемели. Ноги начало сводить судорогой. Ясно, что они смогут продержаться еще совсем немного. А там…

Он снова коснулся плеча Маринки. Ее била дрожь. Тогда он решился. Растер руки. Достал из кармана нож.

— Слушай, Маринка, я сейчас прыгну. Все равно больше нам не выдержать. И их, кажется, всего два. Одного я сразу, не успеет опомниться. А потом…

— Не смей! Слышишь, не смей! — она попыталась схватить его за рукав. Но руки ее уже не слушались.

— Так что нам, замерзнуть тут насмерть? — Максимка вдруг почувствовал прилив злости. — Мы же люди. Люди! И будем околевать из-за каких-то тварей. Нет! Перетрусил я из-за них. А теперь уж… — он свесился, сколько мог, вниз, стараясь рассмотреть притаившихся зверей.

Но в это время сильно зачесалось где-то за ухом. Максимка потер одеревеневшей рукой висок и в то же мгновение вспомнил почему-то зеленоглазую девчонку, ту самую, что встретил в прошлом году на озере, и даже будто увидел ее — испуганную, недоумевающую. Ему показалось даже, что он вновь ощущает тот ни с чем не сравнимый запах, какой исходил от ее волос. Так что же, он опять спит? Но лютый холод и злобное рычание слишком убедительно говорили, что это не сон.

Нет, надо прыгать. Надо! Он осторожно перекинул ногу через развилку. Но тут же ухватился рукой за ствол. А если их много?..

Предательский страх снова сковал волю. С безотчетной надеждой обвел Максимка глазами ночной убор неба и чуть не потерял равновесия от неожиданности: там в холодной черной глубине, прямо у него над головой, средь знакомых дрожащих созвездий, сияла никогда не виданная им голубая звезда…

Что бы это могло быть? На мгновенье Максимка забыл и о холоде, и о волках. Яркая, как Сириус, и лучистая, как Венера, звезда, казалось, источала весь спектр голубого свечения от бархатисто-темного индиго до нежнейших тонов небесной лазури. И весь этот спектр словно струился от центра звезды к периферии, подобно бьющему из земли грифону.

Максимка нащупал руку Марины:

— Маринка, смотри! Видела ты когда-нибудь такое?

— Что еще?

— Да эту вон звезду. Взгляни вверх!

— Была нужда! Только этого сейчас и не хватало— звездочками любоваться. Сиди уж!

Но Максимка уже больше не раздумывал. Свет диковинной звезды будто придал ему силы. Решительно соскользнув с развилки, он нащупал ногами следующий сук и начал спускаться вниз.

— Куда ты? Куда?.. — послышался свистящий шепот Марины. Но не успела она договорить, как нестерпимо яркий свет ударил в глаза, а внизу, под ногами, так грохнуло, что,