— Чего постой! — он подхватил ее за локоть и рванул из сугроба. Маринка вскрикнула.
— Ушиблась?
— Н-нога… — Процедила Маринка сквозь зубы.
— А ну, покажи.
— Чего смотреть-то. Зашибла очень.
Он снял с нее лыжи:
— Держись за шею.
Наверху Марина снова опустилась в снег. Он присел рядом:
— Очень больно?
Она лишь кивнула в ответ.
— Сможешь идти-то?
— Попробую…
Он помог ей подняться Однако она не сделала и шагу
— Давай ко мне на закорки К ночи доберемся.
— Еще чего придумал!
— Не тяни время, Маринка Метель вон надвигается. Да и вечер близко. — Он легко вскинул ее на спину и заскользил по лыжне.
Вначале все шло хорошо Но уже через полчаса снег усилился. Лыжню замело. У Максимки занемели плечи. Он прислонился к дереву:
— Посидим, Маринка.
Она соскользнула в снег, положила голову к нему на колени:
— Езжай один, Максим. Позовешь там кого. А я тут..
— Не говори глупостей, Маринка! Сейчас отдохнем и пойдем дальше.
Но метель усиливалась с каждой минутой. Снег лепил уже со всех сторон. Все потонуло в седом мареве. Все чаще и чаще останавливался Максимка, чтобы передохнуть и сориентироваться. И вдруг с ужасом понял, что заблудился окончательно.
Ночь опустилась как-то сразу. И сразу, точно обрадовавшись темноте, завыла, завизжала на все голоса метель. Он бережно опустил Марину в снег и присел рядом, стараясь закрыть ее от ветра своим телом. Она молча уткнулась лицом ему в плечо. Обоим было ясно, что двигаться дальше абсолютно бессмысленно, можно уйти в сторону от дома. Но и оставаться здесь на ночь означало верную гибель.
А ведь где-то поблизости — охотничья избушка. Максимка не раз бывал в ней с отцом. Там и печурка, и запас дров, и спички, и даже мешочек с сухарями, на всякий случай. Но разве найдешь ее теперь, в этом кипящем котле!
— Что нам теперь делать, Максим?.. — шепчет Марина в самое ухо. — Может, пойдешь один?..
Он крепче обхватил ее руками, прижал к себе вздрагивающие плечи:
— Не болтай, Маринка. Сейчас я соображу, как нам все-таки идти. Да, пожалуй, вот в эту сторону. Вставай!
— Что толку, Максим, все равно никуда не выйдем.
— Выйдем! Хотя бы укроемся в настоящем лесу. Должен быть конец этой проклятой болотине. — Он поднял ее на руки и понес, сгибаясь под ударами ветра. Шаг, еще шаг… Но тут лыжа ударилась обо что-то твердое, и оба повалились в сугроб.
Так продолжалось долго. Они поднимались, делали несколько шагов и снова падали, утопая в глубоком снегу.
Наконец Максим окончательно выбился из сил Метель не утихала. Кругом по-прежнему тянулось болотистое мелколесье.
Неужели конец? Он упал лицом в снег и закрыл глаза И вдруг отчетливо, словно в мгновенной вспышке магния, увидел девчонку с зелеными глазами. Она будто ворвалась в его мутящееся сознание. И сейчас же воздух заполнился знакомым ароматом цветов От него закружилась голова, стало тесно в груди.
Что это, старый, давно забытый сон? Нет-нет! Только не это, только не спать! Он заставил себя вскочить на ноги и. невольно протер глаза — в небе, у него над головой, словно прорываясь сквозь бешено крутящиеся космы снега, ярко и спокойно сияла знакомая голубая звезда, а совсем неподалеку, за седой воющей пеленой и черным частоколом деревьев ясно виднелось светящееся окно. Одинокое светящееся оконце!
— Маринка, смотри! Да ты что, спишь? Нельзя. Нельзя! Ни в коем случае! — Он снова поднял ее на руки — откуда только взялись силы.
Но что это за свет? Не кордон же! А не все ли равно. Только бы дойти. Только бы добраться до этого жилья!
И он шел и шел, стиснув зубы от немыслимого напряжения, продирался сквозь колючие заросли, скатывался в ямы, поднимался и снова падал, не выпуская из рук заснувшую Маринку и не спуская глаз со спасительного огонька. Надежды сменялись сомнениями, сомнения — отчаянием
Но вот огонь мигнул в последний раз и исчез…
Максимка привалился к стволу лиственницы, опустил Марину в снег. Больше не сделать ни шагу! Звенящая тишина надвинулась на сознание, неодолимая тяжесть потянула к земле. Спать, спать… Лишь невероятным усилием воли он заставил себя открыть глаза.
Но что это? Из тьмы и клубящегося снега показалось низкое приземистое строение. Охотничья избушка! И сразу — сон долой. Так вот откуда лился этот свет. Какое счастье, что здесь уже укрылись люди и успели развести огонь.
— Живем, Маринка! — Он нашел еще в себе силы поднять ее на руки. Вот и знакомая дверь. Только когда же метель успела чуть не доверху замести ее снегом?
— Подожди, Мариночка, еще минутку, — и, сбросив лыжи, он принялся руками и ногами разгребать высокий сугроб. Потом стукнул в дверь. Никто не отозвался. Он забарабанил обоими кулаками. Но и теперь никто не торопился им открывать.
Тогда Максимка нащупал скобу и изо всех сил потянул на себя. Дверь подалась. Но вместо ожидаемого тепла и света на него дохнуло промозглой тьмой. Он даже отступил на шаг. Затем просунул голову в дверь:
— Э-ге-гей! Есть здесь кто-нибудь?
В ответ ни звука.
Что за наваждение! Он не без опаски переступил порог. Все тихо. И ни малейшего признака, что здесь уже кто-то был.
Ощупью, вдоль стен, добрался Максимка до печурки. От нее несло холодом А вот и спички Чирк! Слабый огонек осветил грубые бревенчатые стены, белые от инея углы, низкие нары у стола. И ни души!
На миг Максимке стало страшно. Но только на миг В следующее мгновенье он выскочил из избы, перенес туда Марину и плотно прикрыл дверь.
Теперь к печке. Дров в избе оказалось больше чем достаточно. И вот уже первые золотистые змейки побежали по сухой хвое, по сучьям валежника. Веселый торопливый треск заполнил избушку. Волны живительного тепла всколыхнули застывший воздух.
Он затормошил Марину:
— Маринка! Да проснись ты, проснись! Вот соня!
Она с трудом раскрыла глаза:
— А-а… Где я?
— В избушке. В охотничьей избушке! Вот и огонь, видишь? Скоро чай пить будем. А сейчас давай, поближе к печке.
Она подсела к огню, погладила ушибленную ногу:
— Да как же все это? Как ты нашел ее, избушку?
— Как нашел? Не знаю, даже, что сказать… — он покосился на заиндевевшее окно. — Чудо какое-то.
Чудо какое-то! — повторяли в один голос и все другие, кто узнал об этой истории. И тут же добавляли, что бывало так и прежде: блуждал охотник по тайге или крутила его метель, и когда уже терял он последние силы, выводило его к дверям какого-нибудь жилья особое охотничье чутьё.
Что это было за чутьё и почему оно возникало лишь в самый критический момент — этого не мог сказать ни один человек. Но никого такое «чудо» не удивляло. А вот в рассказ Максимки о светящемся окне не верил никто. В лучшем случае приписывали это галлюцинации. Мать же Маринки так прямо и сказала:
— Шуточное ли дело, с такой ношей через весь лес! Тут и не такое пригрезится!
Пригрезиться, пожалуй, и могло. И свет, и голубая звезда. Но при чем здесь опять она, зеленоглазая русалка? Он увидел ее точно наяву, она будто склонилась к нему в тот момент, когда он, окончательно выбившись из сил, упал головою в снег.
Однако тогда до сознания Максимки не дошло одно очень важное обстоятельство: таинственная незнакомка была совсем не такой, как в первый раз. Она словно выросла, похорошела, волосы ее красиво струились по плечам, а вместо голубого купальника, какой запомнился ему с того памятного утра, на ней был белый жакет и короткая белая юбочка со странно светящейся отделкой. Только глаза незнакомки — огромные, странно удлинённые — казались прежними. Но и в них было что-то новое, такое, что Максимка видел лишь у матери, когда его, совсем еще маленького, терзала приступами удушья дифтерия. Словом, русалку будто подменили.
И все-таки он узнал ее. Сразу, в одно мгновенье. Только подумал, что это сон. А вот сегодня, просматривая журнальную статью, он нашел такую фразу: «Следует отметить, однако, что комплекс сновидений никогда не включает в себя ощущений запаха…»
4
Весну ждали долго. Вплоть до середины апреля вьюжила над Вормалеем пурга. Зато к концу месяца сразу потеплело. В одну неделю солнце согнало весь снег. И Студеная поднялась, забурлила, как самая настоящая река. Она несла сучья, хворост, даже целые вывороченные с корнями деревья. Ребята часами торчали на берегу, глядя, как кружатся в водовороте исполинские кедры, в ветвях которых можно было заметить то зайца, то белку, в страхе мечущихся над мутной водой. Но еще интереснее было смотреть, как река размывает за кордоном обрыв. Вода ярилась там под самой кручей, и целые стены земли вместе с сухой прошлогодней травой, кустами можжевельника, зарослями пихтача, с грохотом обрушивались в реку, вздымая огромные столбы брызг.
В прошлом году этот обрыв раскапывали геологи из Отрадного. Они отыскивали в песке ракушки, которые жили здесь будто чуть не два миллиона лет назад, и говорили, что в таких слоях могут быть даже алмазы.
Максимка и верил и не верил этому Во всяком случае, никаких алмазов геологи не нашли, только исковыряли весь берег. И теперь Студеная будто спешила подчистить его, срезая все новые и новые пласты.
Когда же вода сошла, и немного пообсохло, Максимка решил покопаться в обрыве За несколько дней река обрушила столько земли, сколько людям было б не срыть и за два года Может, теперь и обнажились эти самые алмазы.
В ближайшее воскресенье он взял лопату и принялся оаскапывать тот слой с ракушками, над которым больше всего колдовали геологи Копал чуть не полдня. Но ничего стоящего так и не нашел Попалась, правда, небольшая шестеренка из какого-то красноватого металла. Но это было совсем не интересно. Максимка хотел уже метнуть свою находку в воду, как вдруг вспомнил, что кто-то из геологов говорил, будто все, находящееся в этом слое, имеет возраст в два миллиона лет. Вот и верь им после этого! Металлическая шестеренка двухмиллионолетней давности! А может, они просто-напросто ошиблись. И разыскивали алмазы совсем не в том слое. Может, сказать им об этом?..