Но когда Максимка принес свою находку в контору геологов, те так и покатились со смеху:
— Что ты говоришь! Нашел шестерню в тех слоях, что мы расчищали в прошлом году в Вормалеевском обрыве? Да знаешь ли ты, что это за слои? Это слои астийской эпохи Тогда людей и в помине не было. А ты…
— Насчет людей я знаю. Но может, со слоем какая ошибка вышла?..
— Ошибка! — грозно обернулся к нему один из молодых геологов. — Вот! — он пододвинул к себе коробку с ракушками и произнес какую-то звучную латинскую фразу — Главная руководящая форма астия. В Москве подтвердили.
— Как это, руководящая форма? — не понял Максимка.
— А так, что эта раковина точно указывает возраст отложений, в которых она находится.
— Другими словами, хозяйка этой раковины жила только в астийское время, не раньше и не позже, — пояснил другой геолог, постарше. — И, стало быть, слои, в которых ее находят, могут быть только астийскими. А шестеренка явно современная. Видимо, из бронзы, — он взял голубоватый камень и царапнул по шестерне. — Ого! Корунд не берет.
Шестерня пошла по рукам. Геологи заговорили все разом.
— Что-то из новых сплавов. Теперь есть такие.
— А ну-ка ее алмазом. Алмаз не берет!?
— Да, материалец! Откуда она могла взяться?
— Видно, выпала с самолета, откуда иначе.
— Вот так-то, парень. Забирай свое «ископаемое»
Максимка обескураженно молчал. Смешно, конечно, было спорить с геологами. Но ведь шестерню он выкопал из самой глубины слоя. Как она могла там оказаться, если упала с самолета?
А на следующий день геологи вызвали его прямо с урока’
— Слушай, парень, где твоя находка?
— Дома, в надежном месте. А что?
— Тащи ее сюда. Сейчас же! Да положи в эту коробку из свинца.
— Зачем?
— Зачем-зачем! Всё ему знать надо. Ну да ладно, слушай. Непонятно она ведет себя, вот что. Тот корунд и алмаз, которыми ее вчера царапали, стали вдруг такими радиоактивными, что все приборы зашкаливают. Петр Андреевич, наш старший геолог, как узнал об этом, такой разнос устроил, только держись. Он у нас, знаешь!.. Да и сами мы теперь видим, едва ли это с самолета. Так что принеси ее нам. Понимаешь, для дела надо, для науки. Может, с уроков сейчас уйдешь?
— О чем говорить, раз для науки. — Максимка взял сумку и что есть духу припустился к кордону.
Не успел он, однако, дойти до дома, как его окликнула Марина:
— Удрал с уроков? Вот здорово! А я совсем сегодня не пошла. Давай на Марьино болото, по клюкву. Теперь прошлогодняя ягода страсть какая сладкая.
— Сейчас не могу, Маринка, дело есть. Та штуковина, что я вчера нашел, очень, говорят, для науки может пригодиться. Геологи сегодня сами в школу приходили. Неси, говорят, ее сейчас же к нам. Вот и ящик специальный дали.
— Так утром и снесешь, была нужда нарочно бежать!
— Нет, Маринка, я обещал. И потом, сам чувствую, надо это. Пойдем завтра, ладно?
Марина как-то нехорошо усмехнулась:
— Ладно, раз уж так далась тебе эта наука. — Она подобрала подол юбки и побежала к своей избе.
А Максимка, не заходя домой, перемахнул через забор в огороды и, посмотрев по сторонам, юркнул в высокую траву за банями, где под корнями бузины был у него тайник, в котором, кроме всего прочего, хранилась вчерашняя находка. Все здесь было в полной сохранности, так, как он уложил вчера. Но где же шестеренка? Он точно помнил, что положил ее с самого краю, между аккумуляторной батареей и склянкой с кислотой. Однако сейчас там было пусто. Он перерыл весь тайник. Перебрал все вещи. Шестерня исчезла бесследно.
Что за чертовщина! Сверху над тайником в одном месте виднелся холмик свеженасыпанной земли, как это бывает над норкой крота. Но не крот же стащил шестерню! И никаких следов поблизости.
Максимка был в отчаянии. Что теперь делать? Как показаться на глаза геологам? Где искать проклятую шестерню! Если ее стянули ребята, то стоит лишь сказать Маринке, она из них душу вытрясет. А если ребята не при чем?
И все-таки надо поговорить с ней. Вдвоем легче будет придумать, что делать. Но когда он окликнул Марину, как обычно, прямо с улицы, в окне показалась ее мать:
— Маринка? Она по клюкву с Димкой пошла на Марьино болото.
— Пошла с Димкой?!
— Да только что ушли. Беги, догонишь.
Но Максимка ее уже не слушал. Ушла с Димкой! Как же гак? Еще год назад он просто не обратил бы на это внимания. Но теперь… Эх, Маринка, Маринка! Он вспомнил, как она усмехнулась в ответ, и будто горькой полынной пылью запорошило горло. Не хотелось больше видеть ни одной живой души. Он завернул за угол и побрел прямиком в тайгу.
«Ну разве сделал бы так он сам или еще кто, скажем… та, зеленоглазая?!» — Максимка невольно улыбнулся. Вот некстати вспомнил. Но мысли упрямо возвращались к таинственной незнакомке. Он живо представил ее такою, какой видел прошлой зимой, и — удивительное дело! — вся горечь, вся обида, только что душившие его, вдруг отодвинулись куда-то в сторону, заглохли, притупились, исчезли совсем, будто растворившись в том непонятном запахе, который снова принес откуда-то весенний ветер.
Максимка выбрался на солнечную полянку и глубоко, всей грудью вдохнул хмельной пахучий воздух. Стоило, в самом деле, переживать из-за каких-то пустяков. И геологи тоже! Пусть сами на себя пеняют. Принес он им шестеренку — не взяли. Что же, он должен стеречь ее?
Однако на другой день геологи снова заявились в школу. Пришли со своим начальником. Окружили Максимку со всех сторон. Но что он мог сказать им? Рассказал всё, как было. Они опять не хотели верить. Без конца повторяли, что так быть не может, уговаривали «не таить правды». Особенно горячился начальник — чёрный, похожий на цыгана великан с курчавой бородой:
— Да как она в твои руки-то попала? — не отставал он, буравя Максимку взглядом.
— Я сказал всё!
— Он сказал всё! И думаешь, кто-то поверит, что ты нашёл эту штуковину в глубине слоя? Сказал бы хоть — в осыпи!..
— Ничего не в осыпи — упрямо повторил Максимка. — Обрыв сейчас чистый, как зеркало. И я там целую пещеру выкопал, прежде чем нашел шестерёнку.
— Ну, с тобой, я вижу, не сговориться! Пошли, ребята! — бородач махнул рукой и шумно направился к выходу.
— Постой, Лукич, не торопись, — остановил его самый пожилой из пришедших, которым, как оказалось позднее, и был старший геолог Отрадненской партии Петр Андреевич Крайнов.
Этот худой сутуловатый мужчина со строгим болезненным лицом до сих пор не произнес ни слова. Он безразлично смотрел в окно и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на пререкания Максимки с начальником партии Однако теперь, когда он обернулся к ним, Максимка с удивлением заметил, что глаза геолога смотрят с живейшим интересом.
— Не торопись, Лукич, — повторил Крайнов, с видимым любопытством приглядываясь к Максимке. — Здесь мы едвf ли что выясним. Надо на место съездить.
— В Вормалей?
— Конечно. Пусть он там, на обнажении, все покажет.
— А что, собственно, он сможет показать?
— Там видно будет, — загадочно улыбнулся Крайнов.
Речка Студеная невелика. Летом в иных местах мальчишки перепрыгивают прямо с берега на берег. Но бежит она быстро, особенно весной, когда собирает ручьи со всех окрестных сопок. Поэтому течет Студеная в крутых высоких берегах. Обрывы тянутся вплоть до озера. Самый большой из них — Вормалеевский. И ходит о нем любопытная притча.
Говорят, что много лет назад, когда не было еще и Вормалея, стояла в том месте часовня и бил Святой ключ. Святым его назвали потому, что однажды бьющая из земли вода будто бы вынесла на поверхность маленький металлический крестик. И что удивительно: от воды в ключе даже в самую жаркую пору зубы ломило, а крестик, если взять в руки, казался теплым.
Тогда и построили возле родника часовню. Молва приписывала святой воде самые чудодейственные свойства будто и больных она исцеляла и молодость возвращала. За многие версты потянулись к Отрадному старики да калеки.
Но однажды поселился в тех краях беглый вор Малей. И то ли алчность его одолела, то ли наскучило смотреть на нищих и убогих, только выкрал он чудесный крестик. И в тот же год Студеная вышла из берегов и начала размывать долину, пока не образовался крутой обрыв. В воду обрушилась и часовня, и место выхода ключа. Сам же Малей и все его домочадцы заболели страшной болезнью, а дом его спалила молния.
Лишь много лет спустя вырос на этом месте лесной кордон. От сгоревшей усадьбы осталась к тому времени только поросшая бурьяном ямина. Но имя вора Малея так и прижилось к поселку…
Вот эта-то история и пришла Максимке на память, когда показывал он геологам места, где нашел свою шестерню. Пришла потому, что он вспомнил вдруг: шестерня эта, когда он выкопал ее из холодной земли, была заметно более теплой. Тогда он не придал этому значения. А теперь…
— Так ты, говоришь, вытащил свою штуковину из этой норы? — прервал его мысли сердитый голос начальника.
— Да, вот здесь в левом углу. Вон еще и след от нее.
— Невероятно! Металлическое изделие в астийских полях! Или парень все-таки мистифицирует, или я схожу с ума.
— К чему такие страсти, — возразил Крайнов, спокойно раскуривая папиросу. — Шестерня могла завалиться в глубокую трещину, могла переместиться мощным подземным водотоком.
Начальник шумно вздохнул.
— Почти исключено и то и другое. Но за неимением иного объяснения… А в общем, хватит возиться с этой шарадой. Поехали!
— Ты езжай, Лукич, а я тут кое-что посмотрю.
— Что ты здесь еще не видел?
— Хочу проверить кое-какие свои мысли.