В этом случае его должны были видеть.
В камере хранения всегда стоят несколько пассажиров, которые забыли номер своей ячейки, рассуждал Денисов, или набранный шифр. Они пишут заявления и ждут, пока дежурные откроют им ячейки ключом. Эти люди могли обратить внимание на вбежавшего человека с красным чемоданом, может, даже запомнить его. Оставалось только установить, кто обращался в этот летний день к дежурным по автокамере.
Такова была первая версия.
Теперь, глядя на все это оставленное владельцами богатство, Денисов подумал, что преступник мог тоже забыть избранный в спешке шифр, а потом не рискнуть прийти с заявлением. Тогда вещи потерпевшей должны быть здесь же, на стеллажах.
Обрисовав приметы чемодана, Денисов шагнул к полкам.
Заведующая предупредила:
— Майор Блохин уже искал, между прочим. Он оставил нам приметы. Вот, под стеклом…
Денисов смутился.
— Тогда я посмотрю заявления о затребовании вещей за девятое июля прошлого года.
Заявлений было восемнадцать, все они начинались с отпечатанной жирным шрифтом фразы: «Прошу выдать вещи». В конце шла стандартная типографская приписка: «Вещи получил сполна». Денисов аккуратно переписал фамилии заявителей, подумал, на всякий случай записал номера и серии паспортов. Потом вышел на платформу.
В привычной вокзальной суете Денисов чувствовал себя свободнее, и она уже не казалась ему беспорядочной и бессмысленной, как в первые месяцы работы. На восьмой путь осаживали фирменный скорый, с другого конца станции к нему уже тащился электрокар с длинным хвостом почтовых контейнеров. За ним должны были подать другой — поменьше — для вагона-ресторана.
К отправлявшейся электричке быстро, по морозцу, спешили женщины с обувной фабрики. Бойко перекликались мороженщицы.
Майор Блохин сидел у себя и что-то писал мелким неровным почерком, часто царапая бумагу. Увидев Денисова, он поднял авторучку.
— Ну, как дела? Рассказывай…
— Надо написать запросы пассажирам, которые обращались к дежурным по камере хранения. Может, кто-нибудь видел его…
— Не уловил. — Майор Блохин протер пальцами стекла очков и пристально посмотрел Денисову в глаза.
Денисов стал излагать свою версию как можно короче и объективнее, чтобы старший инспектор не подумал, что Денисов сам замечает все ее слабые стороны. Блохин понял все сразу, но перебивать не стал, хотя оставленный листок с маленькими угловатыми буковками ежеминутно напоминал о себе. Бумагу требовалось к утру направить по инстанциям. Терпение Блохина иссякло.
— Дальше не надо — я понял. Теперь ты убедился, Денисов, что раскрыть преступление во много раз труднее, чем его не допустить? Согласен? Если каждый милиционер будет всегда об этом помнить, знаешь, как будет?! А запросы… — Блохин усмехнулся. — Клал ли преступник вещи в автокамеру?! Заходил ли он туда? Это же только догадки! А если клал?! Ты думаешь, кто-нибудь через полгода вспомнит, кого он видел в этой толчее?
— Но попытаться можем?!
— С такими запросами я к начальству не пойду. От своего имени берись, пожалуйста. А теперь извини, — он снова придвинул к себе исписанный листок, — мне спецсообщение надо писать. Да еще отпечатать!
После ужина Денисов промыл в теплой вода авторучку, аккуратно расшил общую тетрадь, припасенную для конспектов, и взялся за запросы. Писал он долго, пока не приехала из техникума жена, и потом, когда она легла спать, поставив будильник на полшестого, Денисов написал всем восемнадцати пассажирам, которые девятого июля прошлого года обращались к дежурным по автоматической камере хранения.
С первыми запросами вначале получалось не очень складно, однако от письма к письму стиль изложения улучшался сам собой, и два последних он сочинил так здорово, что первые три пришлось переписать заново. Подписывал свои запросы Денисов одной фамилией, без должности и звания, и просил ответить на отдел милиции. Рано утром, опуская письма в почтовый ящик на вокзале, он чувствовал себя легко и празднично, будто с этой минуты всем мучившим его заботам мгновенно наступил конец.
Первый ответ пришел уже через неделю.
«Уважаемый товарищ, — писал из Донецка незнакомый корреспондент прямо-таки по Блохину, — как видно из полученного мною письма, Вы считаете, что для человека, прибывшего на столичный вокзал, нет там ничего более важного, как примечать все за другими пассажирами? В этом Ваша ошибка. К тому же через полгода я все равно бы ничего не вспомнил. Свои вещи я клал днем, какого числа, не помню, а получал вечером. Все.
С уважением».