Целыми днями она перелистывала и освежала в памяти свои записи, что-то подправляла и добавляла. И каждый раз занятие это мгновенно затягивало ее, уносило в совершенно иной мир, который с каждым днем удивительным образом оживал, делался все яснее, будто течение времени придавало ему четкости.
Каждую ночь Веронике снился океанский пляж, но к утру она помнила свой сон какими-то крошечными обрывками. Однако воспоминание о нем сопровождало ее весь день.
Веронику поражало, что здесь, где ничто не связывает ее с прошлым, воспоминания сохраняют такую отчетливость и настолько реальны и полны жизни. Она наблюдала, как с каждым днем заброшенный соседский сад оживает и хорошеет, готовясь к лету, но перед ее внутренним взором снова и снова вставала и заслоняла все новозеландская растительность — вечнозеленые деревья похутукавы с красными цветами и новозеландский лен. Может быть, так и надо было — уехать от них так далеко, потому что издалека все покинутое видится отчетливее. Может быть, воспоминания и оживают на расстоянии. Но хотя Вероника и начала воскрешать прошлое, облечь его в слова пока еще не удавалось. Она просиживала за компьютером часами, и — безрезультатно. Задуманная книга упорно ускользала. С одной стороны, Веронику преследовали навязчивые воспоминания. С другой — она погрузилась в местную деревенскую жизнь. Это уже два мира, а третьим была книга, и вот получалось, что Вероника живет в трех мирах, тремя жизнями одновременно, но все они никак не связаны между собою.
Прошел еще день, и Вероника получила от соседки ответ — обнаружила его утром в своем почтовом ящике, хотя и не заметила, чтобы Астрид его туда клала. Конверт пожелтел от времени, полоска клея высохла, а почерк у Астрид хотя и оказался каллиграфический, все же было заметно, что она давно не бралась за перо и писала с трудом, да и слова, похоже, подбирала с трудом. Но главное — она ответила согласием.
«Милая Вероника, спасибо. Я так удивилась, когда обнаружила ваше письмо. Почта в моем ящике редкость, поэтому я отвыкла его проверять. Только представьте себе, как я обрадовалась: письмо, мне, лично, да еще приглашение. Конечно же, я его принимаю. От всей души».
Астрид согласилась прийти к Веронике на ужин.
Глава 9
Поразмыслив, Вероника решила обойтись без мяса. Погода выдалась совсем летняя, и лучше уж приготовить что-нибудь легкое. Она съездила в соседнюю деревню и в тамошней маленькой приречной коптильне купила три форели горячего копчения. А в местной лавочке накануне появились упаковки молодой картошки, правда привозной и потому непомерно дорогой, но Вероника все равно купила.
Теперь все было готово. Вероника решила, что лучше накрыть в кухне, у окна — приятнее есть при мягком вечернем свете. В распахнутое окно вливался весенний воздух, полный звуков и запахов близкой ночи: сильнее запахли цветы, потянуло сыростью — на траву выпала роса. Умолкли дневные насекомые и завели свою песенку ночные. К запахам травы и цветов примешивались кухонные ароматы — петрушка томилась в кастрюльке с картошкой, исходившей паром, остро пахли нарезанный лимон и сыр. Вероника откупорила бутылку новозеландского шардоне и налила себе бокал. Она встала у окна в ожидании гостьи и отхлебнула вина — и знакомый терпкий вкус распустился на языке. Яблоко, грейпфрут, ананас, фейхоа, масло, трава… даже специалистам не удавалось найти точное определение вкусу этого вина. Вероника смотрела в окно. Поля и холмы все еще заливали солнечные лучи, но солнце уже клонилось к закату, и природа по-вечернему притихла. Вероника впивала эту вечернюю тишь. Потом закрыла окно, оставив лишь небольшую щелку. Стекло тотчас запотело, и по нему побежали капли. В кухне играла музыка — «Förklädd gud», «Неузнанный бог» Эрика Ларссона[11]. Внезапно Веронике показалось, что все ее чувства слились в единое целое. Вечерняя тишина, кухонные запахи, вкус вина, музыка. Вероника с удивлением поняла, что на душе у нее мир и покой — и благие предчувствия.
11