…Я лежала в постели, в своей комнате, пропитанной запахом ландышей. Лежала в полнейшей неподвижности, сложив руки на груди. На миг я увидела себя словно со стороны, откуда-то издалека, с высоты. Различала каждую мелочь — и аккуратно заплетенные косы, и узор на одеяле, и белый столик с рассыпанными ландышами. Мне хотелось, чтобы все стало как раньше. Чтобы девочка, которая лежала в постели, вернулась в свой мир, где собирают ландыши летним днем, в начале каникул. Но у меня ничего не получалось. И пришлось покинуть ее там, куда она попала.
Глава 17
Вероника уже собралась постучаться, когда дверь распахнулась и на пороге появилась сама Астрид. Наверно, ждала в прихожей и давно уже собралась. Правда, старушка даже не постаралась привести себя в приличный вид — все те же мешковатые вельветовые брюки, та же клетчатая мужская рубаха с закатанными рукавами.
Веронике не сразу удалось поймать ее взгляд, но, когда глаза их встретились, в лице Астрид читался неприкрытый страх. Старушка сейчас напоминала испуганного ребенка, который не умеет скрывать свои чувства.
Они тронулись в путь около девяти утра, и за машиной над дорогой заклубилось облако пыли. Астрид сидела неподвижно, стиснув ладони между колен, ссутулившись и неотрывно глядя на дорогу впереди. Ехали молча. Накануне Иванова дня — праздника и нескольких выходных — на шоссе было оживленнее обычного. Вероника включила радио, настроила на местную станцию. Передавали легкую музыку, в самый раз к лету. Боковое стекло со своей стороны Вероника чуть опустила, и шум ветра переплетался с музыкой. За все время пути Астрид не проронила ни слова. Уж не заснула ли она?
Машина свернула с шоссе, и вот впереди показался дом престарелых. До десяти часов оставались считаные минуты, на десять и договорено было о встрече с главврачом. Дом престарелых размещался в обветшалом унылом здании, построенном в семидесятые годы, вернее, в трех одинаковых приземистых корпусах, выкрашенных в темно-зеленый цвет. Соединяли их застекленные галереи. Перед входом, посреди круглой клумбы, молчал высохший бетонный фонтан. Вокруг него с трудом пробивались сквозь сухую землю чахлые розовые кустики.
Посетительницы поднялись по металлическим ступеням и вошли в приемный покой — пустой, пропахший дезинфекцией и умиранием, вымученной бодростью и пресной казенной кормежкой. Справа от входа, на стойке администратора, никли в вазе вялые подсолнухи. Стул за стойкой пустовал. Вероника нажала кнопку звонка, и из-за двери появилась медсестра — простоватая, коренастая и плотная. Медицинский халат топорщился у нее на животе и груди. Когда она пошла навстречу Астрид и Веронике, резиновые подошвы ее туфель заскрипели по блестящему линолеуму.
— Здравствуйте, я — сестра Бригитта, — с профессиональной участливостью представилась она и протянула руку.
Вероника покосилась на Астрид, но старушка не шелохнулась, руки ее все так же висели вдоль тела. Мгновение протянутая рука медсестры маячила в пустоте, потом Вероника пожала ее.
— Вы, должно быть, дочка, — произнесла медсестра.
Вероника снова глянула на Астрид и снова не дождалась ответа — старушка смотрела перед собой отсутствующим взглядом.
— Нет-нет, я просто знакомая, — поспешно объяснила Вероника. А ведь предположение медсестры похоже на правду, подумала она. И с удивлением поняла — ей приятно, что ее приняли за дочь Астрид.
Сестра провела их в небольшой кабинет, устроилась за столом, а им указала на пластиковые стулья. В щели жалюзи струились солнечные лучи, били в спину медсестре, так что лицо ее оставалось в тени, путались в ее пышных волосах, словно в подсвеченной паутине.
— Господин Маттсон умирает, — сообщила она. — Как я уже объяснила госпоже Матссон по телефону, мы больше ничего не можем для него сделать. Угасал он давно, но сейчас ему остались считаные дни, а то и часы. — Она сложила руки перед собой на столе. — Госпожа Маттсон, прямо скажем, редко навещала нашего пациента… — Сестра умолкла, потом продолжала: — Но поскольку сейчас конец уже близок, я подумала, что ей захочется приехать и проститься с мужем как следует.
Повисло молчание. Где-то за стеной спустили воду в туалете, звякнуло что-то металлическое.