— Да, — ответила Вероника.
Девушка немедля сняла с вешалки черный купальник — само приличие, широкие бретели, закрытые бедра. Купальник болтался у нее на пальце, как на крючке. Продавщица скучающе смотрела куда-то в сторону.
— Я бы хотела примерить этот. — Астрид взяла цветастый купальник.
— Да, пожалуйста, — все так же не глядя на нее, отозвалась продавщица. — Примерочная вон там. — Она отвернулась, едва договорив, и небрежно мотнула головой в сторону трех кабинок. Потом вернулась за прилавок и вновь принялась краситься.
Астрид скрылась в примерочной, зашуршала, переодеваясь. В кабинке было тесно, старушка то и дело задевала занавеску то локтем, то плечом, то спиной. Потом занавеска резко отдернулась, и Астрид вышла на резкий свет флюоресцентных ламп.
— Ну, что скажете? — спросила она, раскинув руки в стороны и сделав шажок вперед. Кожа у нее была белая до голубизны и дряблая. Глубокий вырез купальника открывал обвисшую незагорелую грудь. От касания синтетической ткани волосы у Астрид наэлектризовались и распушились вокруг головы светлым ореолом. Мгновение было тихо, потом Вероника зажала ладонями рот. Астрид блеснула глазами, и обе неудержимо расхохотались. Вернее, сначала они сдавленно хихикали, а потом засмеялись во весь голос, до слез. Астрид утирала глаза, потом плюхнулась на стул рядом с примерочной. Веронике пришлось согнуться пополам — у нее от смеха перехватило дыхание.
— Чудесно, — наконец вымолвила Вероника, совладав с собой. — По-моему, лучшего и желать нельзя.
— Решено, покупаю, — отозвалась Астрид и пошла переодеваться. Вероника слышала, как старушка посмеивается и похмыкивает за занавеской. Продавщица так и замерла за прилавком, приоткрыв накрашенные губы.
Забрав пакет с купальником, Астрид и Вероника вышли на улицу, залитую летним солнцем. Город все еще нежился в утренней дремоте. Для ланча было рановато, а покупать больше ничего не требовалось. Астрид и Вероника бесцельно пошли куда глаза глядят. Когда им попался киоск мороженщика, они купили себе по трубочке. Потом уселись на скамейке в парке, выбрав место в тенечке.
— А знаете, я ведь ни разу здесь раньше не бывала. Спасибо, что привезли меня сюда, помогли все это увидеть. — Рукой с трубочкой мороженого Астрид описала широкую дугу. — Я на все это смотрю, впитываю, всему радуюсь, но еще и понимаю: неважно, что мне всю жизнь было сюда никак не выбраться. — Она подставила лицо солнцу и время от времени лизала мороженое. — На свете наверняка множество красивых и чудесных мест, где я никогда не побываю. Но теперь мне это уже неважно. — Она помолчала. — Хватит и этого дня. Теперь я знаю, что прочее неважно. Счастье не в путешествиях.
Вероника вытянула из-за воротника рубашки нефритовый кулон. Расстегнула замочек, показала Астрид, как просвечивает камушек на солнце:
— Смотрите, Астрид.
Старушка подалась к ней, их головы соприкоснулись.
— Если глядеть не только глазами, но и сердцем, то увидите землю. И океан. Горы и небо. Людей. Всю Вселенную. — Вероника протянула кулон Астрид, та провела пальцами по его гладкой поверхности. — Я не носила его с того дня, когда погиб Джеймс, — продолжала Вероника, — потому что сердце свое потеряла. И видеть мне было уже нечего. — Она вновь надела кулон. — А с сегодняшнего дня я снова его ношу. И мне кажется, я снова вижу… вижу красоту вокруг.
Астрид обратила к ней лицо.
— Да, — откликнулась она, — красота вокруг и правда есть. Нужно лишь, чтобы сердце ожило, и тогда ее видишь в чем угодно.
Они еще немного погуляли по тихим безлюдным улицам и пустились в обратный путь.
Деревенский пансион, где Вероника наметила перекусить, помещался в крепком старом деревянном доме, выкрашенном в бледно-желтый цвет. Прочие постройки в деревне были традиционного, ржаво-рыжеватого цвета. Так что пансион казался пчеломаткой среди роя рабочих пчел. Он и стоял посреди пышного сада в полном летнем цвету, а вокруг краснели остальные деревенские постройки. Вероника поставила машину за воротами пансиона, и они с Астрид медленно пошли по дорожке ко входу. Справа пестрел небольшой огородик, где росли петрушка, укроп, базилик, лук-резанец. По всему фасаду свисали штокрозы, обрамляя и дверь. На крыльце спал крупный серый кот, а рядом, в траве, бесстрашно расхаживала трясогузка. В пансионе царила тишина — ни в вестибюле, ни в коридоре ни души. Но в столовой им навстречу сразу же вышла официантка — подтянутая женщина с приветливой улыбкой. Вблизи оказалось, что она далеко не молода, но бодра и энергична. Заговорила она с легким иностранным акцентом, и он да еще ярко-рыжие, выкрашенные хной волосы придавали ее облику нечто чужеземное, особенно на фоне старого почтенного пансиона.