Ведомый Штайнхофа держался примерно в 30 метрах позади него на пять часов и чуть ниже. Он также набирал высоту. Советский пилот, который покинул самолет, быстро летел назад. Я отвернул в сторону и посмотрел вниз поверх крыла. Я увидел, как тело летчика влетело в круг пропеллера, а затем ударило по лобовому стеклу Ме-109, который содрогнулся. Затем тело перелетело через истребитель и скрылось.
Немецкий пилот, которого я не знал и не запомнил, кричал, что подбит и ослеп. Я думаю, его истребитель был подбит и пошел к земле. Так как внизу была вражеская территория, не знаю, что с ним случилось дальше. Похоже, победа Штайнхофа стала своеобразной местью за это.
Мы все повернули на базу, а нам на смену прилетела другая группа истребителей. Мы приземлились, заправились, перевооружились и наскоро перекусили, и через два часа снова взлетели. Мы потеряли два истребителя, но во время первого вылета сбили 11, а во время второго 14, одержав, таким образом, 25 побед. Во время третьего вылета нам не пришлось долго ждать противника, и бой состоялся прямо над нашими линиями.
Это было почти целиком истребительное соединение, и оно направлялось к нашим базам, что было довольно привычным. Обстрел и мелкие бомбы не могли причинить особого ущерба, но держали вас в напряжении. Обычно русские выбирали целью заправщики, если не могли найти истребители. Итак, эти самолеты направлялись к нашему аэродрому, когда мы взлетели. Я быстро сбил два и ничего не могу сказать о них. Они прошли прямо передо мной, так я просто последовал за ними, надавив на гашетки пушки и пулеметов. Оба полетели вниз один за другим. Затем я заложил левый вираж и погнался за другими русскими самолетами.
Однако там были я, Эвальд и Хартман. Остальные летчики остались позади, Баркгорн выбрал себе группу средних бомбардировщиков и погнался за ними. Штайнхоф дважды закричал «Хорридо!», впрочем, как и я сам. Я повис на хвосте Яка, обстрелял его и, не дожидаясь результата, немедленно обстрелял другой, который пролетал мимо. После того, как я выполнил переворот и сманеврировал, чтобы выйти в атаку снизу сзади на новые истребители, я увидел, что с ними покончено. Однако русских было слишком много, и наши пилоты были заняты. Во время этого вылета я обстрелял шесть истребителей, но у меня были лишь три подтвержденные победы.
Хартман снова добился двух побед, как и Штайнхоф, но Баркгорн на этот раз ограничился одним самолетом. Он вместе с Эвальдом повредил пять самолетов, но сбил только один, что, если мне не изменяет память, было его недельной нормой. Последний вылет в этот день тоже был полон событий, но оказался довольно скучным. Я сумел довольно легко добиться трех побед, о которых решительно нечего сказать. Хартман тоже добился успеха, всего в этот день он претендовал на 11 самолетов, но не все были подтверждены.
Я претендовал на 11 побед в этот день, и еще 7 самолетов были, вероятно, сбиты, так как они были тяжело повреждены. Мои победы было легко подтвердить, но остальные самолеты так и остались под вопросом. Вполне возможно, что какой-то другой пилот добил моего подранка, и наоборот. Если только вы не видели огонь, парашют или дым, вы не могли сказать, что этот истребитель подбит вами или вашими товарищами, а то вообще дружественным огнем. Этим вечером мы позволили себе немного выпить, чтобы отпраздновать выдающийся успех, и отправились спать примерно в 22.00. Это пришлось сделать, так как следующий день обещал быть не менее напряженным, впрочем, как и все остальные дни.
Как и большинство из нас, Хартман не слишком уважал противника, прежде всего из-за неважного качества его техники. Мы часто осматривали обломки разбившихся Яков, МиГов, ЛаГГов и других самолетов. Очень часто на них не было современных прицелов. На многих самолетах мы видели кольца, нарисованные на лобовом стекле, которые указывали примерную точку прицеливания. Но следует помнить, что англичане и американцы посылали русским свои самолеты, такие как Р-40, Р-39, «спитфайры», «харрикейны» и средние бомбардировщики.
Вот эти западные самолеты имели современные прицелы, причем довольно хорошие. Русские часто раздевали эти самолеты. Кроме того, русские пытались копировать современные прицелы и даже использовали наши трофейные прицелы «Реви». То, что могло сработать в боях 1941 и первой половины 1942 года, было глупо и опасно использовать в 1943 и 1944 годах. Русские пилоты постепенно становились все лучше, их подготовка и самолеты стали неплохими, а в элитных гвардейских частях можно было встретить по-настоящему умелых и отважных пилотов. Эти летчики были бесстрашны и отлично подготовлены.