Я также видел советских летчиков на хвосте своего самолета, они вели огонь с дистанции не более 100 метров, но не могли добиться решающего попадания. Я полагаю, это было из-за плохой стрелковой подготовки или плохой летной подготовки. Во время одного из боев русский поймал меня, снаряды летели мимо кабины и слева и справа, но лишь пара попала в цель. Зато я потом быстро сбил его. Скорее всего, так происходило потому, что их самолеты не имели хороших прицелов, как я уже говорил. Они не позволяли брать правильное упреждение, но если русский заходил вам в хвост, он мазал, как я думаю, просто по причине неопытности. По крайней мере, до 1943 года все обстояло именно так.
После того как вы сбивали лидера звена, ведомые разлетались в разные стороны. Они теряли строй и становились легкими жертвами, если вы продолжали работать слаженной командой. В бою они обычно старались оторваться после первой же стычки и уходили домой буквально через пару минут, если только не могли повиснуть у вас на хвосте или получить иное преимущество. Те умелые пилоты, о которых я говорил, обычно принадлежали к гвардейским полкам, элите советской авиации. Мы также знали, что в составе Красных ВВС летают французские добровольцы.
Когда вы видели эти истребители, обычно последние модели Яков, ЛаГ и Р-39 «Аэрокобры» с красной раскраской фюзеляжа, вам почти наверняка предстояла серьезная схватка. Это были столкновения, которые полностью выжимали вас, оставалось полагаться только на свою подготовку и товарищей. Эти пилоты не упускали шанса воспользоваться малейшей вашей ошибкой.
Впрочем, многие вылеты мне так и не запомнились. Хотя я могу рассказать об одном бое на Украине еще до Сталинграда. Мы вылетели группой, насчитывавшей около 30 Ме-109, и сопровождали штурмовики FW-190, которые атаковали наземные цели и должны были обстрелять соседний аэродром. Мы прикрывали их сверху и уже находились в воздухе около получаса, когда кто-то сообщил, что видит вражеские самолеты. Чуть ниже нас появилась большая группа разнотипных советских истребителей – более 60 машин. Мне кажется, что именно в тот день я впервые сбил американский истребитель Р-39.
Русские любили этот самолет, который был особенно хорош для штурмовки наземных целей, но я посидел в одном и решил, что это совсем не тот истребитель, который я хотел бы иметь в воздушном бою, особенно на виражах. Однако он имел хорошую броню и протектированные баки, что повышало живучесть. Мотор был установлен позади сиденья пилота, поэтому удалось установить до четырех тяжелых пулеметов – два в носу, два в крыльях. Этот самолет имел огневую мощь, превышающую возможности Ме-109.
Мы разделились, и четыре звена пошли переворотом влево, набирая скорость. Противник находился в 2000 метров ниже нас на девять часов. Русские летели на северо-запад, а мы на восток. Они намеревались атаковать штурмовики, которые мы прикрывали. Полагаю, они просто не видели нас, но в качестве предосторожности Храбак приказал двум звеньям остаться наверху, чтобы гарантировать, что наши истребители не попадут в западню. Позднее выяснилось, что это было очень разумное решение.
Я вел три остальных истребителя своего звена, и мы быстро сокращали дистанцию. Я начал сближение с группой Яков и выбрал себе мишень. Я дал очередь и увидел, как мои снаряды вспороли его левое крыло, истребитель штопором пошел вниз, парашют не появился. Я сближался слишком быстро для еще одной атаки, прорезал вражеский строй и пошел вверх, используя скорость, полученную при пикировании для набора высоты. Мой ведомый тоже сбил самолет, два остальных – тоже. Я повернул направо и глянул через крыло вниз, где увидел четыре падающих истребителя и два парашюта, которые подтверждали победы.
Второе звено также добилось успеха, один из его пилотов прошил два Яка за один заход, но затем мы услышали по радио голос Храбака. Это была ловушка, и теперь нас атаковали ЛаГи. Храбак приказал оставшимся вверху самолетам атаковать новые русские истребители с тыла. Я к этому времени закончил разворот, собрал своих летчиков и увидел, что происходит.