Гул голосов прервал его: японцы стали переглядываться, и тревога их была вполне объяснима: в современном мире "Йонага" мог считаться грозной силой лишь при том условии, что все без исключения ракетные и реактивные устройства от баллистических ракет до противотанковых гранатометов будут уничтожаться китайской системой в миг воспламенения. И вот эта система стала давать сбои. До того, что именно она развязала руки международному терроризму и поставила под угрозу свободу человечества, самураям было мало дела - их волновал только "Йонага", превосходство над всеми, безопасность их судна, и мир для них ограничивался леерами его фальшборта. Фудзита восстановил тишину, и Бернштейн продолжил:
- Тель-Авив рассчитал, что обе эти станции-платформы через два года войдут в плотные слои атмосферы.
- Это снизит эффективность всего орбитального комплекса? - осведомился Ацуми. - Появится некая брешь?
- Нет, - улыбнулся израильтянин. - Китайцы не дураки и выстроили свои системы так, чтобы они дублировали друг друга.
- О, эта непостижимая желтая раса! - отпустил одну из своих нечастых шуток адмирал.
Японцы с готовностью расхохотались, причем дряхлый Кацубе, брызгая слюной от смеха, чуть не свалился со стула, выронив блокнот и кисточку на палубу.
- Мы предполагаем, - продолжал между тем Бернштейн, - что зоны поражения лазерными лучами перекрывают одна другую, а конструкция всей станции предусматривает компенсацию подобных потерь действием остальных платформ. Иными словами, подобные "отказы" запрограммированы и вложены в память командного компьютера управляющей станции. Очень боюсь, что даже при выходе из строя половины этих боевых платформ комплекс все равно будет способен поражать цели на каждом квадратном дюйме поверхности земли. И воды.
Последовал быстрый обмен взглядами, и общий вздох облегчения пронесся по флагманской рубке.
- Ну, а прочие... эти самые платформы... не отклоняются? - спросил Фудзита.
- Нет, адмирал, прочие - в порядке.
Подавшись вперед, Фудзита положил ладони на стол:
- Доложите обстановку на Ближнем Востоке, полковник.
Ведя сузившимися карими глазами по лицам офицеров, Бернштейн, не заглядывая больше в свои записи, заговорил:
- "Линия Масадо" доказала свою эффективность, - он заметил недоумение в глазах Эндо и пояснил: - Так называется воздвигнутый нами оборонительный вал, который идет от Эль-Ариш в Синайской пустыне с юга на восток через Беер-Шеву и Иерусалим, кончаясь севернее Хайфы в двадцати пяти милях к югу от границы с Ливаном.
- Скажите, полковник, - обратился к нему Миуру - правда ли, что арабская коалиция, объявившая джихад, распалась?
- Слухи об этом ходят постоянно, но это всего лишь слухи. Эмбарго на поставки нефти вам и странам Запада выдерживается неукоснительно. Впрочем, арабы предсказуемы примерно как тайфун на нулевой широте. И между ними есть противоречия. Иран и Ирак снова занялись своим обычным делом истребляют друг друга, тем более что в Иране живут не арабы, а персы. Эти две страны в расчет можно не брать. Но Ливан, Сирия, Иордания, ООП, Ливия и добровольцы из Египта и Саудовской Аравии исправно поставляют Каддафи людей и технику. Израиль взят в кольцо.
- Но проникнуть внутрь этого кольца они не могут? - полуутвердительно спросил Аллен.
- Не могут. - Глаза Бернштейна еще больше сузились и увлажнились, голос потерял свою звонкую отчетливость, зазвучал от волнения глуше. - Никто на свете не может сражаться так, как сражаются евреи, за спиной у которых газовые камеры и печи крематория. Был уже один акт геноцида, второго мы не допустим, и палачи должны знать, что они лягут рядом со своими жертвами. Ударив по столу кулаком, он вдруг сорвался на крик: - Больше не будет ни "окончательных решений", ни "специальных акций"! Наш девиз - "Никогда больше!"
В рубке установилась мертвая тишина, нарушаемая только гудением вентиляции и негромким воем дополнительных механизмов. Ее нарушил адмирал Фудзита, произнесший с такой непривычной для него мягкостью:
- Вас только четыре миллиона, полковник, а против вас - сто миллионов. Вы надеетесь выстоять?
- Да, адмирал. Цифры здесь роли не играют, - хрипловато ответил израильтянин, проводя ладонью по лицу, словно давняя трагедия его народа была лишь маской, которую можно было снять и отбросить в сторону. Это движение вернуло ему спокойствие - он овладел собой и голос его обрел прежнюю звонкую отчетливость: - Да, моя страна - это крошечный анклав в арабском мире, но она уже лишила Каддафи полумиллиона его солдат. Ситуация, выражаясь языком шахматистов, - патовая, и арабы не в силах изменить ее. Наши ВВС сохраняют всю свою мощь. Как только в этом возникает необходимость, линкор "Микаса" ходит вдоль побережья, держа его под огнем своих двенадцатидюймовых орудий. Арабам нечем ответить.
- Но дальности у этих древних трехсотпятимиллиметровых пушек хватает только на двадцать километров, - неожиданно возразил Ацуми.
Бернштейн горделиво улыбнулся:
- А вот и нет! Мы модернизировали их под новый снаряд, который назвали "Сабо"...
- Как-как?
- "Сабо". Знаете деревянный башмачок? Так вот, мы изменили казенники орудий: калибр снаряда уменьшился до шести дюймов, зато дальность поражения возросла почти вдвое и составила свыше двадцати миль. Большая часть арабских позиций оказывается под огнем.
- С помощью "Сабо" шестнадцатидюймовые орудия линкора "Нью-Джерси", вдвое уменьшив калибр снарядов, бьют на пятьдесят миль, - добавил адмирал Аллен.
Японцы в изумлении переглянулись.
- Итак, Каддафи все же нападет на нас, - с горечью сказал Миура. Перекрыл нам нефть и теперь атакует.
Бернштейн кивнул.
- Да. Он ненавидит вас почти так же сильно, как нас. Все его речи просто пропитаны бешеной злобой.
- "Собака лает - караван идет", как говорят сами же арабы, - адмирал Фудзита привычным движением положил ладонь на кожаный переплет "Хага-куре", как всегда лежавшую перед ним на столе. Слова его падали веско и медленно, словно камни в тихий пруд, и невидимые расходящиеся круги заставили всех выпрямиться: - Тот, кто грешит помыслами и речами, в другой жизни возродится собакой".