- Приехал с аэродрома узнать, прибыли ли новые двигатели, и хотел повидать тебя перед отлетом.
Закрыв дверь в свою по-спартански скромную каюту, летчик поставил на стол бутылку виски "Джонни Уолкер" с черной этикеткой и наполнил два стакана.
- Хватит, хватит, - остановил его Брент. - Сегодня еще много дел.
- За "Блэкфин"! - провозгласил Йоси, и они выпили.
- Ну, как твои новички?
- Осваиваются понемногу. Есть очень способные парни. Но "Зеро" после того, как на него поставили новый мотор, стал очень коварной машиной ничего не прощает. - Он вздохнул. - Вчера один разбился. Не сумел выйти из "мертвой петли". Сегодня обещали привезти новые двигатели и для бомбардировщиков, поэтому я здесь.
- Для бомбардировщиков?
- Да. Осчастливим Миуру и Эндо. - Он двинул стаканом взад-вперед и сказал, не поднимая глаз: - Знаешь, наверно, ты был прав тогда... После смерти Кимио... Когда я просил адмирала разрешить мне харакири.
- Иными словами, ты даешь мне понять, что я вел себя глупо?
- Нет, не глупо. Это был вопрос чести. - Он пристукнул дном стакана о стол, отчего виски чуть не вылилось через край. - Не глупо, но поспешно, под влиянием минуты, когда ты был, что называется, не в себе.
- А ты?
- И со мной тогда было то же самое, - летчик выпил и взглянул Бренту прямо в глаза: - Мы с тобой нужны "Йонаге". Сейчас и впрямь не время для харакири.
- И потому Фудзита не дал разрешения ни тебе, ни мне?
- Нет, не потому. Он хочет, чтобы подобные решения принимались не сгоряча и не в боевой обстановке. Дает нам время успокоиться.
- Едва ли это время наступит, Йоси-сан, - Брент устремил взгляд поверх головы друга, и мысли его были где-то далеко. - А вот ответь, как, по-твоему, мы - все мы вместе - можем воздействовать на ход истории, на то, что творится на этой планете?
- Ну и вопросы вас волнуют, молодой человек, - фыркнул Мацухара.
- Нет, ты скажи! Скажи! - нетерпеливо допытывался Брент.
Лицо летчика стало серьезным.
- Ты хочешь знать, кто вертит колесо истории - слепая случайность или человек? - Он отпил виски и прежде, чем ответить, подержал его во рту, наслаждаясь вкусом. - Человек бессилен и беспомощен, не он творит историю, а она - его. События не зависят от нашей воли, мы ими не управляем. Мы плывем, подхваченные ими, как бурным течением.
- Чувствуется, подполковник, хорошее знакомство с творчеством Льва Николаевича Толстого.
Мацухара рассмеялся:
- Если граф согласен со мной, тем лучше для графа.
- Но ведь человек принимает решения, от которых зависят судьбы других людей. Полководец посылает своих солдат в бой...
- Да, конечно. Но и он - щепка, которую несет поток. Кафка при всем своем безумии видел мир правильно - он понимал, что это враждебная человеку, непокорная ему среда, где все мы под властью могущественных и бесконечно далеких от нас властителей, зараженных общим сумасшествием. Но и им не под силу вертеть колесо истории.
- Но тогда к чему все то, что мы делаем?! - воскликнул Брент, захваченный этой мыслью. - Мы уничтожаем людей и предметы, как пьяные игроки, сбрасывающие со стола кости! Пустим на дно еще один авианосец, возьмем вот ту высоту, ворвемся в следующую траншею - и так без конца! Мы ничего не достигнем!
- Не согласен. Мы остановили Каддафи.
- Но колесо сделает еще оборот, и война продолжится. За этим боем будет другой, а мы так и будем идти, не зная, куда и во имя чего мы идем. Наши победы создают иллюзию движения, а на самом деле ничего не меняется, и мы только глубже увязаем в этой трясине. - Он отхлебнул виски. - Не Каддафи, так Гитлер, а не он, как Аттила, Чингисхан, Иди Амин или какой-нибудь аятолла.
- Пойми, Брент, то, что не мы вертим ручки этого штурвала, не означает, будто на свете нет понятия "добро" и "зло". И каждое поколение определяет их для себя само. Я не думаю, что мы заняты зряшной суетой, нет! Мы воюем не напрасно. Конечно, я бы предпочел посвятить себя строительству нового мира, внести свой крошечный вклад в создание царства мудрости и красоты. Но так уж устроен человек, что он сражается с тех пор, как появился на земле. Вот и мы деремся. Что же нам еще остается?
Брент минуту раздумывал над этим стройным силлогизмом, который казался убедительным, - но - лишь на первый взгляд.
- Ты меня потряс, Йоси.
- Чем это, интересно?
- Умом. Даром убеждения. Начитанностью. Боже, ты читал все на свете!
- Спасибо на добром слове, Брент-сан. Не забудь, однако, что я вырос в Америке, а потом у меня было сорок два года для пополнения образования. Льды, знаешь ли, очень располагают к чтению.
Оба рассмеялись, но Брент вдруг помрачнел:
- Ты не станешь искать смерти, Йоси? Там, - он показал вверх.
- Нет, - покачал головой летчик. - Я буду делать все, что могу и умею, но добровольно с жизнью не расстанусь. - Он звякнул кубиками льда в стакане. - А ты?
- То же самое. Баш на баш. Моя жизнь против твоей.
- Ну, а что... эта женщина? - спросил летчик, застенчиво отводя глаза.
- А что - женщина?
- Она очень хороша.
- Ни одна женщина еще не вызывала у меня такого желания.
- Ты ее любишь?
- Не знаю, - честно ответил Брент. - Мы так мало знакомы...
- На войне время сжимается. Ты будешь в Нью-Йорке... Вы увидитесь с ней?
- Может быть.
Мацухара издал глубокий вздох:
- Каждому из нас нужна своя женщина.
Брент знал, что его друг думает сейчас о Кимио и о том, какая пустота образовалась после ее гибели. Он молчал, понимая, что словами ничего нельзя выразить, а потом кивнул и стиснул челюсти.
Они поднялись как по команде и крепко пожали друг другу руки.
7
С посадками для дозаправки на острове Мидуэй и в Лос-Анджелесе чартерный рейс "Дугласа DC-6", продолжался двадцать пять томительно-унылых часов. В салоне самолета, где в задней части были установлены дополнительные емкости для горючего, разместились адмирал Аллен, полковник Бернштейн, Брент и еще тридцать один моряк с "Йонаги" - новый экипаж подводной лодки. Двенадцать мест оставались свободными. Брент, которому никак не удавалось удобно устроиться в сотрясающемся от вибрации старом самолете, не знал, куда девать свои длинные ноги, маялся и ерзал в кресле.
- Ей-Богу, за хвостовой турелью и то удобней, - в сердцах сказал он адмиралу, когда "Дуглас" футов на пятьсот провалился в воздушную яму.