— Может, еще и осилим Михельсонку, — сдавленно проговорил Перфильев, — людства много.
— Люд-ства-а… — протянул Творогов. — Это скопище. Здесь без воинского стройства — конец. А казаков и пятой части не будет. Донские-то деру дали. Я и на своих-то надежды не кладу. Может быть, самое время дать тягаля?
— А куда бежать-то? Сам знаешь, бежать некуда. Я с государем буду неотлучно. Теперь отступать постыдно. Клятву давал государю.
— «Государю, государю…» — передразнил Творогов. — Много таких государей по острогам вшей кормит…
— Ты не больно-то! — вскипел Перфильев.
— А ты рот не затыкай. Донские ж казаки признали намедни в нем своего, здоровкаясь, называли Емельяном Ивановичем… Ну, прощевай и молись заступнице нашей, царице небесной…
Творогов ужом выскользнул из палатки. За набойчатой тонкой стеной стрекотали цикады, всхрапывали лошади, перекликались вдали часовые.
Заметайлову все слышанное казалось бредовым сном. О ком разговор-то был?.. Неужто он и впрямь самозванец? Говор-то, сам слышал, истинно донской. Неужто Петр III таков в обращении? А ведь такое обращение народу сродней. Да и разве подпустили бы к настоящему царю так просто? У Заметайлова раздваивались мысли, тягостно щемило сердце, черная омутина возникала перед глазами. А ежели он не царь? Обманом присвоил высокий титул? Обманом шлет высочайшие манифесты? Но нет. Это не обман. Сам писал в копиях, что народу даруется воля вольная, и земельные наделы, и покосы, и рыбные ловли. И избавленья от утеснителей. Это не просто слова. Там, где появляется «он», изводится под корень ненавистное семя злодеев-дворян и их прихвостней, а народу жалуется вечная воля без всяких отягощений… Вот оно, главное-то, — воля! За нее-то и льнут к нему казаки. К тому же, согласно манифесту, будут они иметь постоянно «денежное жалованье, порох и хлебный провиант». А уж про мужиков и говорить нечего… Дворяне почитают их хуже псов. Да и на заводах крестьян утруждают работой более, чем в ссылке. Жены и малолетние дети плачут… Вот и его дитятко… Как-то оно теперь в Началове? И женка тож, поди, мается…
Заметайлов заворочался на подстилке, хотелось пить. Он пошарил рукой жбан и черпнул ковшом. Жадно глотал воду… Хотел разбудить Перфильева, расспросить его… Затем раздумал. Ну и что из того, если самозванец? Кто-то должен дать избавленье народу. Хорошо, хоть такой нашелся… Не всякий решится…
Измученный сомнениями, Заметайлов забылся коротким сном. Утро занималось ясное, обещая тихий погожий день. С реки и внизу, где расположился обоз, наплывали легкие клочья тумана. Вдруг вместе с туманом покатились лавиной драгуны, и жуткий вопль прорезал тишину:
— Михельсон обошел!
Перфильев, рассовывая бумаги по карманам, отрывисто говорил Заметайлову:
— А ты, Иван, бери шашку, держи пистоль. Стрелять умеешь? Вот и ладно.
Выбежав из палатки, Перфильев отвязал от прикола лошадь и сунул поводья Заметайлову. На другую вскочил сам. Круто развернул ее и направил к бугру. Заметайлов — за ним. В стороне гулко раскатились первые выстрелы.
Пугачев был на бугре у развернутого знамени. Когда подскакал Перфильев, он закричал:
— Куда лезешь? Ты должен быть с Твороговым, с яицкими казаками. Ударьте-ка вот туда, вишь, теснят мужиков. Хорошо, хоть туман поредел. Михельсонка, брат, ночью не зевал, смотри, каким обручем нас охватил. Ведь он нас, как рыбу в неводу, к берегу подводит… Чего ж ты, скачи!
Перфильев ударил плетью коня. За ним поскакал Заметайлов. Навстречу бежали оробевшие мужики.
— Иван, сдержи-ка! — крикнул Перфильев.
Заметайлов, гарцуя на коне, заступил им дорогу.
— Назад! Назад! Нешто была вам команда? Не трусь! Здесь сам государь! Не поддавайтесь, други!
Мужики остановились. Властный голос успокоил их. Сотни сбились в кучу, мужики с пиками и кистенями кинулись на супостатов. Натиск драгун и чугуевских казаков был отбит. Но драгуны уже меняли лошадей, готовились к новой атаке. Спасибо, подоспели яицкие казаки. Привел их Перфильев. Сам командовать не мог — осел голос. Махнул рукой Ивану. Выхватил Заметайлов шашку, крикнул:
— Други! К бою! Видите, солдатики без нас скучают. Вперед!
Казаки устремились в самую гущу драгун. Те не ожидали такого дерзкого нападения. Смешались ряды драгун. Сверкают сабли и палаши, падают всадники с горячих скакунов. Полуэскадрон не выдержал, врассыпную кинулся по степи. А казаки за ними — не будет пощады Катькиным солдатам.
Остановил казаков крик Заметайлова:
— Остерегитесь, братцы! Стойте! На погибель себе не скачите. Поворачивайте к бугру.