Семенов поднял револьвер, прицелился Линю точно в лоб и взвел курок. Желтолицый Линь замер, в глазах его заметался страх, он прошептал жалобно, давясь воздухом, собственным языком, еще чем-то;
— Не на-адо!
— Надо! — жестко проговорил Семенов и, придерживая рифленую пяточку курка большим пальцем, медленно спустил его. Выстрела не последовало. — Эх, была бы моя воля, — мечтательно произнес он, покрутил головой. — М-м-м...
— Не надо!
Через несколько минут в комнате появился Белов. Ловко вскинул руку к папахе:
— Все в порядке, ваше благородие! Двое оказали сопротивление, поэтому пришлось их... — Белов выразительно посмотрел вверх, на широкую, коричневую от времени матицу потолка, потыкал в нее пальцем. — В общем, отбыли господа разбойники в дальнюю дорогу...
— У нас потерн есть?
— Нет.
Семенов попросил у Ефима Бычкова трое саней, связал хунгузов попарно, чтобы не смогли убежать, и погрузил их на сани.
Так, караваном, казаки и отбыли в Гродеково.
Первый Нерчннскнй полк был разбросан по всей Приморской области, в Гродеково располагались только две казачьих сотни, штаб полка да учебная команда.
Привезя хунгузов на станцию и сдав их под стражу, Семенов неожиданно для себя подумал, что жизнь его все-таки сера, тяжела, ничего радостного в ней нет. По сравнению с Сучанами станция Гродеково была едва ли не городом, носила отпечаток некой романтичности и лоска, если хотите, и Семенов позавидовал тем, кто квартировал в Гродеково. Хотя и Гродеково, и Сучаны, и Никольск-Уссурийский, и Троицко-Савск были обыкновенными провинциальными дырами.
Но ведь и среди дыр бывают различия. Есть дыры получше, есть дыры похуже.
Весной 1914 года сотник Григорий Семенов получил новое назначение — стал начальником полковой учебной команды. Конечно же должность эта — не бог весть что, одна из самых неприметных в казачьем полку, но сотник обрадовался ей несказанно: она была самостоятельной, не надо было каждый день докладываться есаулу, куда ты пошел, зачем пошел, что собираешься делать — начальник учебной команды подчинялся только командиру полка.
Новая должность пришлась сотнику по душе. Но пробыл он в ней недолго — надвинулся печальный август 1914 года[3].
Государь объявил всеобщую мобилизацию.
Вскоре многие полки, находящиеся в Восточной Сибири, покинули свои казармы, погрузились в эшелоны и отбыли на запад, а Первый Нерчннский словно бы завис, оставшись в Приморской области.
Семенов занервничал — ему не терпелось попасть на фронт: казалось, что война вот-вот закончится, она будет стремительной и на долю молодого сотника ничего не достанется... И верно ведь, близкие родственники — российский государь Николай Александрович и кайзер Вилли[4] — одумаются и хлопнут по рукам (чего им воевать, родные души все же, семейное окружение им этого не простит), и тогда молотить немцев будет неудобно. Но не тут-то было — чем дальше, тем больше пахло мировой бойней.
Нервничать пришлось недолго — во второй половине августа семеновский полк был погружен в эшелон и отправлен на запад. Маршрут движения был известен только до Тулы, там надлежало получить приказ, куда следовать дальше.
Тулу эшелон проскочил не останавливаясь — казакам в городе оружейников нечего было делать — и через сутки прибыл в Белокаменную. Стояла середина сентября — золотая пора.
В Москве эшелон остановился ранним туманным утром у запасного перрона, наспех сколоченного из толстых досок. Дома сытой купеческой столицы показались казакам серыми, угрюмыми, чужими — от той приподнятости, о которой впоследствии с таким воодушевлением написал Семенов, не осталось и следа. Казаки, почувствовав себя в Москве чужими, невольно оробели: ловкие, сильные, бесстрашные в тайге, в степи, в песках, в горах, здесь, среди равнодушных каменных домов, они ощущали себя неуверенно, втягивали головы в плечи и немо, одними только глазами спрашивали друг у друга, куда же их завезли?
Семенов выяснил, что стоять в Москве они будут три дня, казаков можно будет повозить по Белокаменной — пусть полюбуются добротными домами, колокольнями, соборами, поглазеют на темную холодную реку, над которой нависли зубчатые стены Кремля, в Китай-городе поедят горячих блинов с икрой и покатаются на трамвае. По распоряжению властей московские трамваи будут возить казаков бесплатно. С шести часов утра до двенадцати ночи.
Получив эти сведения, Семенов подкрутил усы и вернулся из штабного вагона к своим казакам довольный:
— Ну что, мужики, тряхнем стариной, прокатимся по семи холмам, а? С одной горки на другую, а?
3
4