Но она не только любила его глаза, она и боялась их. Мари помнила, как темнели они, когда Озеров сердился. Тогда из веселого, задорного парня он превращался в мужчину, сурового и твердого, на пути которого не следовало становиться.
И Мари с каким-то тайным сладострастием представляла себе Озерова, уничтожающего, топчущего и Сергея, и его начальника, и всех «их»...
Она присматривалась и к Шмелеву. Незаметно устроившись где-нибудь позади Холмера, Маккензи или Левера, старалась подслушать их разговоры о русских.
И то, что она видела сама, и то, что слышала, вызывало в ней гордость. «Да,— думала она,— вот какие мы — русские. Нас все уважают, ценят, даже недруги. Вот мы какие!»
Но тут же спохватывалась, что «мы» к ней не относится.
Пройдясь по палубе, Мари обнаружила Озерова, загоравшего у бассейна. Он был один, можно подойти к нему. Она так радовалась всегда этой возможности. Мари любовалась его могучим загорелым телом, от которого веяло спокойной, уверенной силой.
Быстро сбросив шорты и блузку и оставшись в купальнике, она изобразила на лице привычную маску лукавого кокетства и опустилась рядом с Озеровым на зеленый кафель плиток.
— Загораете, коллега?
— А, Маша! — Озеров искренне обрадовался.— А вы, небось, спали?
— Нет, я гуляла.
— Конечно! — укоризненно воскликнул Озеров.— Встретили какого-нибудь газетного магната, который пообещал назначить вас редактором журнала «Папуасские моды», а меня, рядового репортерчика по боку. Изменили, изменили...
— Я вам никогда не изменю,— со значением сказала Мари.
Озеров даже привстал.
— Я шучу, Маша,— попытался он продолжить шутку,— я знаю, что вы верите в меня и дождетесь, пока я стану главным редактором своего журнала. Верно?
— А мне наплевать, будете вы главным редактором или сторожем. Я вам все равно не изменю.
Она смотрела на Озерова с вызовом. В синих глазах было странное выражение, будто она хотела, чтобы он понял больше, нежели говорили ее слова, и досадовала, что он не может этого сделать. Озеров видел темные тени, залегшие возле ее глаз, горькие, не замеченные им ранее морщинки в уголках рта. Как-то сразу, вдруг, она предстала перед ним не кокетливой, болтливой француженкой, а женщиной с трудной судьбой.
Мари сидела перед ним необыкновенно красивая. Загорелые руки обнимали круглые колени. Многие мужчины вокруг смотрели на Мари кто с тайным, кто с нескрываемым восхищением, а ему вдруг стало очень жалко ее. Не отдавая себе отчета в жесте, он протянул руку и погладил ее по рассыпавшимся волосам. И вдруг на долю секунды в глазах ее мелькнул такой страх, такая тоска, что Озерову стало не по себе. Он смущенно убрал руку.
— Простите, Маша,— попытался он улыбнуться,— я хотел выяснить, настоящие это волосы или парик. Я думал, такие бывают только у русалок.
Она улыбкой поблагодарила его за неуклюжий комплимент. На лице опять была привычная маска.
Озеров пружинисто вскочил на ноги.
— Пошли, устроим соревнование!
Они подошли к штанге, лежавшей на огражденном помосте.
Насадив несколько тяжелых блинов, Озеров взял снаряд на грудь, а потом начал раз за разом выжимать. Сначала движения давались ему легко, потом все трудней, наконец он медленно вытянул штангу на дрожащих от напряжения руках, и опустил.
— Двадцать пять! — сказала Мари.
Пассажиры вокруг бассейна с любопытством следили за Озеровым. Кое-кто подошел поближе. Здоровенные парни, видимо, культуристы, с чудовищными мышцами, похожими на анатомический муляж, вступили в соревнование, но больше десяти, пятнадцати раз штангу поднять не смогли.
Тогда они стали играть мускулатурой по всем правилам конкурсов культуризма.
Невероятные мышцы их извивались, подобно змеям, набухали, опадали, живот превращался в слоистые камни, грудь выходила чуть не на полметра вперед и возвращалась обратно, бицепсы вздымались гигантскими шарами...
По сравнению с ними Озеров казался просто хрупким. Он иронически следил за упражнениями культуристов.
— Какие они сильные! — сказала Мари разочарованно. Ей хотелось, чтоб самым сильным был Озеров.
Озеров улыбнулся, в глазах его зажегся озорной огонек. Он жестом пригласил культуристов к силомерам. По крайней мере дюжина этих аппаратов, сверкая сталью, выстроилась возле бассейна. Надо было нажимать, давить, тянуть, ударять, а стрелки на больших циферблатах указывали достигнутые килограммы. Озеров без труда опережал культуристов.