ДОНЬЯ ОНОРИЯ Я должна сделать все, чтобы мой сын жил.
ДОН ПЕЛАЙО И вы полагаете, что преступная любовь станет ему спасением?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Пока она здесь, он не может умереть.
ДОН ПЕЛАЙО Но, видимо, и выздороветь тоже.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Я не знаю.
Это ее имя, а не мое, он не перестает бормотать во сне. Ради встречи с ней он уехал отсюда.
Я ничуть не удивилась, когда увидела ее здесь.
ДОН ПЕЛАЙО А мне ничего не остается, как уехать?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Может быть, и ваш приезд тоже был нужен.
ДОН ПЕЛАЙО Тем не менее предпочтительнее было бы, если бы моя лошадь споткнулась по дороге сюда и сбросила судью его Величества в один из здешних оврагов, которые просто созданы для этого.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Есть вещи, которые решает не случай.
ДОН ПЕЛАЙО “Родриго”, — сказала бы она. На этот раз вы, без сомнений, дали бы ей возможность приблизиться к нему? Я даже вижу, как она прикладывает руку к его лбу: “Живите! Старик умер!”
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Эта мысль ни на секунду не закрадывалась в наше сердце.
ДОН ПЕЛАЙО Вы полагаете, что у меня недостаточно благородная душа,
чтобы отпустить ее, если бы это зависело только от меня и не было бы клятвопреступлением?
То, что соединил Бог, человек не может разъединить.
Пауза.
В основе брака лежит не любовь, но соглашение.
Не ребенок, которого у меня нет, не общественное благо, но соглашение, обет, данный в присутствии Бога:
До самой смерти, до последнего дыхания должно длиться это соглашение, в котором все, что два существа способны дать друг другу,
Волей или неволей,
И то, что дала она мне, я не мог бы вернуть ей, даже если бы захотел.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Она ничего не просит, не жалуется, она мне ничего не объясняла, она молчит, и все время здесь со мной, вдалеке от мужских взглядов.
ДОН ПЕЛАЙО Это моя вина.
Да, вы, естественно, можете сказать, что это я дурно поступил,
Женившись на ней, я, старик, на ней, такой молодой, не понимавшей, на что соглашается.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Я не думаю о вас.
ДОН ПЕЛАЙО А я–то думаю о ней, и мне кажется, что все слова, которые я вам говорю, одно за другим, она слышит в тишине, там, где она находится сейчас.
Я любил ее. Впервые увидев ее, я весь словно переполнился солнцем, вся моя душа в единый миг устремилась из тумана навстречу ей, подобно волшебному чертогу, о существовании которого и не подозреваешь.
И отчего бы мне не поверить, что мой чертог явился, чтобы любовь вошла в него?
Я жаждал деяний, я был полон замыслов. И все это ждало ее. Где бы еще нашла она такой дом, чтобы принять ее?
Мой был готов, и фронтон уже положен на колонны.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Как ни хороша чужая крыша, человек всегда предпочитает ту, которую сам помогал ставить.
ДОН ПЕЛАЙО В том, что вы говорите, конечно, есть смысл.
Но не знал ли я лучше ее самой, что сделает ее счастливой? Был ли я таким несведущим в этой жизни, которую она не знала?
Кто лучше знает растение? Оно само, выросшее где попало, или садовник, который сажает его там, где надо?
Я видел ее, такую молодую, в чужом для нее Мадриде, без матери, с этим непутевым отцом, посреди пожирателей приданого.
И даже не знаю, что более принуждало меня жениться на ней — любовь или рассудок?
К тому же я тогда долго молился, и мне был дан знак свыше.
Вы, вероятно, знаете, что с детства я отдал себя под покровительство Божьей Матери, вручив ей ключи от моей души и от моего дома.
Это она научила меня “искать во всем успокоения”[31].
И именно душевный покой хотел я подарить этому юному созданию, для которого, казалось, оно и было предназначено, стоило ей только открыть навстречу свои лепестки.
Я хотел увлечь ее вместе со мной подальше от низменной, грубой и мертвящей оболочки вещей, которая не есть истина.
Что за важность, любит ли она меня? О том, что было у меня на сердце, достоинство не позволяло мне высказать, но весь мир Премудрости Божьей должен был все ей поведать за меня.
Что за важность, любит ли она меня, если я смогу сделать ей добро, если мне удастся научить одноединственное существо тому, что я знаю, и заполнить одно–единственное сердце радостью и знанием!
ДОНЬЯ ОНОРИЯ И все это привело к тому, что потерявшее голову создание спасается из своей тюрьмы на четвереньках, как зверь пробираясь сквозь ров и лесную чащу.
31
Клодель дословно цитирует здесь изречение из Вульгаты “in omnibus requiem quaesivi” (так называемая книга Экклезиастикус, соответствующая Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова (xxiv, 11)). Перевод в русской синодальной Библии отличается от вышепреведенной фразы на латинском.