Становилось понятным – убрать смесь силами спецтрюмных невозможно. Срывались сроки выхода в море, известные командиру 17-й дивизии контр-адмиралу М.Г. Проскунову и командиру нашего экипажа капитану 1 ранга П.Ф. Леонову. Командование корабля приняло решение подключить к этой работе личный состав других боевых частей и дивизионов, а также личный состав второго экипажа лодки. Первого мая после торжественного подъема Военно-морского флага, гюйса и флагов расцвечивания, командир перед строем поздравил с праздником весь экипаж, ознакомил нас с текущими задачами. Главной задачей была подготовка 1 дивизиона к выходу в море и, в частности, уборка застывшего сплава в четвертом отсеке.
Чтобы ускорить работы и выполнить их в намеченные сроки, нужны были добровольцы. Создавались группы и определялась очередность работ в реакторном отсеке. Долбить и выносить застывший теплоноситель 1 контура теперь подключались добровольцы экипажа. Хотя и без составленных списков, турбогенераторщики, соседи 4-го отсека, ст. команды Немченко П. старшина 2 статьи П. Пыдорашко, старший матрос Газин, матрос Минеев и автор этих строк, уже не раз помогали своим соседям убирать сплав в спецъемкость, стоявшую на другой стороне пирса. Выражая дивизионную солидарность, моряки и сверхсрочнослужащие турбинной группы более четырех раз спускались в трюм четвертого отсека. В это число входили: старшина 1 статьи Х. Шакиров, старший матрос Е. Уланов, матрос Погодин, старший матрос А. Куст, матрос В. Кудряшов, старший матрос Симонов и старший матрос Патекии. Остальные делали по 2-3 захода. Работать нужно было не более 5 минут. Однако это был ориентир для контролирующего работы в отсеке, а спустившись в отсек и добравшись к месту, залитом сплавом, каждый старался убрать как можно больше этой смеси. Работа кувалдой и зубилом занимала в тех условиях значительно больше предельных десяти минут.
К сожалению, надежных средств защиты тела и органов дыхания в то время не было. Только один респиратор. Да и что можно было надеть для работы в трюме среди трубопроводов и механизмов?
Для командира дивизии и начальника политотдела, а тем более командира лодки, наверно, было очевидным то, что при работе с "грязным" сплавом происходит существенное внешнее и внутреннее облучение и загрязнение людей.
В какой степени это происходило – мало кто знал. В какой-то мере знали спецтрюмные, не могли не знать офицеры КГДУ и КГАТ, командир БЧ-5 и 1-го дивизиона, доктор экипажа и, конечно, служба РБ дивизии. Принималось все это, видимо, как должное и вся эта "грязь" считалась несерьезным делом!
Тогда же присутствовали представители НИИ ВМФ и представители КБГЭУ нашего проекта. Они также не раз посещали 4-й отсек.
Все шло в нормальном русле рабочих дней и недель воинского коллектива. Приложить все силы, устранить все преграды к намеченному дню! В этом случае можно понять командира. При возникновении экстремальных ситуаций он может принять решение разрешить работы с облучением личного состава до 50 БЭР. Был ли это тот особый случай? Кто вел контроль и фиксацию загрязнения после работы в четвертом отсеке? Дежурный моряк-дозиметрист на ПСО производил замеры только приборами КРАБ 1. Был СУ-1, но после него дежурный снова возвращал на КРАБ-1. После четвертого захода в 4-й отсек мичман Щербина П. и старший матрос Симонов на ПСО имели на руках и на теле около 1500 распадов в минуту на квадратный сантиметр (так определил дежурный), после двухразового душа осталось около 100 распадов. Заменили РБ (рабочее платье) и они ушли на базу. Это типичная картина того предпоходового времени. Командование дивизии торопило командира с выходом в море. КБЧ-5 Алексей ИвановКомандир, в свою очередь, в очень резкой форме "давил" на командира БЧ-5 капитана 2 ранга Иванова А.А. и командира I дивизиона капитана 3 ранга Л. Пастухова, требуя от них самых кардинальных мер по скорейшему завершению работ в 4-ом отсеке. На полученные дозы облучения перестали обращать внимание. Командира лодки интересовала только техника и сроки выхода, а состояние людей отходило, видимо, на второй план. Присутствующая на корабле наука (так кратко говорили о представителях НИИ ВМФ), оказывала посильную помощь в возникших проблемах. Институт требовал проведение высокотемпературной регенерации сплава 1-го контура. Такая обязательная процедура была необходима для реакторов с жидкометаллическим теплоносителем 1-го контура. Но сильнейшее давление командования Северного флота оказывалось на всех. Лодка готовилась к выходу в море. Командир БЧ-5 при проверке ГЭУ перед выходом в море еще раз напомнил командиру лодки о необходимости срочной высокотемпературной регенерации сплава. Регенерацию провели. Но, вместо трёх недель, она продолжалась всего одну. Этого было явно недостаточно, тем более что после краткосрочного выхода в море перед кругосветкой, повторной регенерации никто проводить не собирался.
Командир экипажа и командир дивизии об этом знали. Но они и начальник политотдела дивизии были людьми своего времени. Если партия сказала: "Надо!", мы всегда отвечали: "Есть!". Другого не дано. Ведь если будет другой ответ или заминки, возникнут серьезные проблемы, результат которых скажется на всей карьере. Так было и в этом случае. Командир дивизии контр-адмирал М.Г. Проскунов высказался так: "Если сегодня вы не уйдете в море, я вас ногами оттолкну от пирса". Конечно, это своеобразный военный юмор, но в нем заложен серьезный подтекст всей системы у правления: выполнять и добиваться во что бы то ни стало! Все средства хороши для достижения амбициозных планов командования ВМФ! Каждая флотская инстанция привносила свои коррективы и ужесточала требования. А что грозило строптивцам, не желавшим считаться с высшими интересами партии и флота? Примеров было много. В конечном итоге, у командира никогда не было выбора. Только выполнять поступавшие указания. Для нашего командира – идти в море и только!
Подводники не очень верят в приметы. И все же нет-нет и кто-нибудь впоследствии скажет: "А вот я вам говорил!". Было так и у нас. Перед выходом лодки, в турбинный отсек зашел мичман М.К. Лысенко и сказал: "Мужики, к нам пришла К-3. Как бы не принесла и нам беды". Маневрист старшина 2 статьи Бездушный посетовал: "Недоставало нам еще пожара!". Сидевший за конторкой командир отсека капитан-лейтенант В. Г. Шеремет заметил: "Типун тебе на язык, Михаил Корнеевич. Не следует "каркать" о таком перед выходом!".
21 мая 1968 г. К-27 вновь вышла в море для отработки задач боевой подготовки и испытаний АЭУ. 24 мая около 12 часов дня во время вывода установок на режим полного хода случилась авария реактора левого борта. В результате нарушения теплоотвода от активной зоны произошли перегрев и разрушение тепловыделяющих элементов. Это привело к выносу радиоактивных продуктов в контур сплава и газовый контур, выбросу радиоактивного газа в реакторный отсек. Авария сопровождалась резким ростом гамма-активности.
В 12 ч. 15 мин. АПЛ всплыла в надводное положение. ППУ левого борта была заглушена, и последующий шестичасовой переход в базу совершался при работе реактора правого борта на обе турбины. Большинство участников похода получило значительные дозы облучения и было госпитализировано. Жизнь 5 человек спасти не удалось.
Для того чтобы читатель понял всю ту обстановку, которая сложилась в день аварии, я хочу привести личные записи командира корабля капитана 1 ранга П.Ф. Леонова, любезно предоставленные им автору, бывшему своему подчиненному и сослуживцу, с которым пришлось пройти через аварию ядерного реактора. Скажу так, записи того дня, 24 мая 1968 г., конечно, не бесспорны. Ряд позиций вызовут много споров у бывших моих сослуживцев, специалистов, которые были связаны с подводным флотом.