Зарплата монтера пути составляет две тысячи триста рублей в месяц. Суммы, о которых говорил Василий, на этом фоне представлялись совершенно нереальными и интереса для дальнейшего обсуждения не представляли. Но вторая бутылка водки была вполне реальной, она стояла на застеленном газеткой столе и представляла несомненный интерес.
– А где разбомбили вагон-то? – поинтересовался похожий на Буратино.
Василий пожал плечами.
– Кто знает… Из Москвы вышел целый, а в Новороссийск пришел прорубленный… В составе охрана была, говорят, где-то в вашем районе…
Монтеры покачали головами.
– Может, у нас, а может, и не у нас. Что взяли-то?
– Алмазные буровые коронки, – сказал Василий. – Они никому не нужны, там другие алмазы, технические… Короче, обычному человеку без пользы. А когда бурить надо, через каменную породу пробираться, тогда им цены нет! Поэтому и дорогие! Их в Турцию по контракту отправляли.
При слове «Турция» небритый оживился.
– У нас недавно турецкий контейнер прорубили. Угря с Саввой сцапали, да Лаврентьича с ними, только Лаврентьича потом выпустили. Он рассказывал: предупреждал, мол, дураков, на иностранное не лезть! А они позарились! Вот и сидят теперь!
– Да ну?! – вскинулся Василий. – А сколько им дали-то?
– Пока нисколько. Суд только завтра начнется.
– Так, может, они и наш вагон взломали? – озабоченно насупил брови Василий и начал разливать вторую бутылку.
– Вряд ли. Куда бы они эти бурильные головки дели?
– Все равно, спросить надо, – не согласился Василий.
– Как же ты спросишь, если они в тюрьме сидят?
– Так, может, условно дадут! И сразу выпустят!
Востроносый с сомнением хмыкнул.
– Савве, может, и дадут условно. А Угорь уже сидел, ему на полную катушку вкатят…
– Тогда у этого, Лаврентьича, надо спрашивать! Познакомите с ним, мужики?
Небритый со скрипом потер щетину.
– Познакомить не познакомим, это ведь дело щепетильное… А показать его со стороны покажем. А там ты уже сам подходи да выспрашивай. Нам в эти дела встревать негоже…
– Ладно, мужики, разве я не понимаю? Я ведь тоже раньше на заводе пахал… Давайте выпьем, что ли?
Через полтора часа Василий так же по-свойски беседовал за кружкой пива с Иваном Лаврентьичем Пименовым. Теперь они стояли за высоким столиком в привокзальной пивной, грызли сухую тарашку, время от времени опрокидывали по сто граммов водочки и запивали почти прозрачным «Жигулевским».
– Так кто предложил на турецкий-то контейнер идти? – в очередной раз спрашивал он, изображая полное непонимание столь опасной глупости. И Лаврентьич с ним полностью соглашался.
– Говорю же – козлы! Или Саввка предложил, или Угорь, точно и не упомню. А я им сказал: нельзя на иностранный груз замахиваться, могут матку вывернуть!
Испитое лицо Лаврентьича раскраснелось, глаза воинственно блестели.
– А они в ответ: не боись, сейчас все можно… Вот тебе и можно! Всю станцию раком поставили, и меня в кутузку посадили, хорошо, скоро выпустили! Коз-злы!
– Может, подсказал им кто? Или надводку дал? – продолжал выпытывать Василий.
– Да какое там! За полчаса у них и мысли такой не было! А потом увидели товарняк с турецкими вагонами, вот и стрельнуло в заднице!
– Ладно, а как насчет моего вагона? Может, его тоже они прорубили?
Лаврентьич прищурился и доверительно приблизил лицо к уху собеседника.
– Я тебе точно говорю: никакого вагона с алмазами у нас не рубили…
– Да он не с алмазами! С буровыми коронками, а в них алмазы – это совсем другое дело!
Пименов зажмурился и замотал головой так, что она могла оторваться от морщинистой шеи.
– Все одно. Говорю – не трогали твоего вагона! Ищи свои алмазы в другом месте!
– Да это не настоящие алмазы, они просто так называются!
«Иванов» нарочно зацикливал собеседника на мифических буровых коронках. И это у него получалось. Лаврентьич с пеной у рта доказывал, что никакого другого вагона его друзья не грабили. Все остальные расспросы Василия отошли на задний план и забылись. Допив водку и пиво, новые знакомые расстались.
– Завтра в суд вызывают, – кряхтел Лаврентьич. – Хошь не хошь, а надо идти, деваться некуда…
– Я тоже приду, – пообещал Василий. – А потом треснем по маленькой. Где тут у вас суд-то?
За пятьсот рублей «Иванов» переночевал в комнате отдыха машинистов. Перед тем как заснуть, подвел промежуточные итоги. Свою миссию он почти выполнил. Кража в действительности имела место, ее план возник внезапно и не был кем-то подсказан, воры арестованы. Концы с концами сходятся.
Конечно, можно предположить, что все это правдоподобная имитация. Петр Васильевич ориентировал его именно на такую возможность. Теперь важно узнать, как накажут воров. Если чисто символически, значит, действительно кража могла быть имитированной. Если наказание окажется суровым, это подтвердит первоначальный вывод. Можно усложнить рассуждения и предположить, что, несмотря на суровость наказания, воров тайно освободят, сделают пластическую операцию и, снабдив новыми документами, переселят в отдаленную местность. Но это версия для голливудского фильма, а не для простецкой российской действительности. И «Иванов» спокойно заснул, как человек, честно выполнивший свой долг.
Процесс о взломе контейнера был рядовым, но народу в зале суда собралось довольно много: железнодорожников дело очень волновало. Подсудимые отказались от сделанных ранее признаний, отпечатков пальцев и показаний Лаврентьича, настаивая на своей полной невиновности и требуя оправдательного приговора. Это было обычное поведение преступников в эру поголовной невиновности.
Объявив перерыв, судья Давыдов зашел к председателю суда и доложил обстановку.
– Это те, за которых из ФСБ просили? – наморщил лоб начальник. – Они больше не звонили?
– Да нет, – покачал головой Давыдов.
– Ну, тогда смотрите сами. Времена теперь другие. Мы независимы и никому не подчиняемся.
– Но там этот заграничный контейнер… В общем-то, дело мутное, шпионажем пахнет…
Давыдову уже стукнуло пятьдесят девять, как человек старой закалки он с пиететом относился к госбезопасности. Но председателю было всего тридцать семь, и он принадлежал к новой формации, в которой уважают только того, кто может поставить на должность или отстранить от нее.
– Это нас не касается. Есть уголовное дело, его надо разрешить по существу. Вот и разрешайте.
Наглое поведение подсудимых сыграло свою роль. Давыдов приговорил Саватеева и Угольникова к пяти годам лишения свободы каждого. Как говорится, на полную катушку.
Выйдя из суда, «Иванов» наткнулся на поджидающего его Лаврентьича. Тот был явно расстроен.
– Пойдем, выпьем, – предложил он. – Вишь, козлы, что удумали, теперь выходит, что это я их посадил!
«Иванов» покачал головой.
– Не могу, батя. Мой вагон, кажется, нашелся. Поеду разбираться…
На следующий день подробный отчет «Иванова» получил неприметный российский гражданин Петр Васильевич Потапов, известный в московской резидентуре ЦРУ под псевдонимом «Слон». Суть отчета он, зайдя в интернет-кафе, сбросил в виде криминального репортажа на безобидный е-мейл, один из сотен тысяч в мировой компьютерной сети. А еще через несколько часов, отчет прочел Ричард Фоук и окончательно убедился, что провал одного звена операции «Сеть» является случайностью.
Через несколько дней после возвращения из рейса Александр получил первую зарплату. Со всеми надбавками она оказалась в два с лишним раза больше, чем у обычного ракетчика. Распираемый гордостью, он пришел домой и развернул перед Оксаной веером хрустящие купюры. Супруга вначале обрадовалась, но тут же потухла.
– Тут и потратить не на что… Разве что отложить до лучших времен…
– Зачем откладывать, – возразил Александр. – Это событие нужно отметить. Давай выедем в Кротово, Шульгин сказал, что там есть неплохой ресторанчик.
Оксана снова повеселела.
– Ой, как здорово! Я уже забыла про развлечения!
Они выбрались вчетвером: Кудасовы и Шульгин с подругой – грудастой буфетчицей Светой. Для конспирации все вышли из части порознь и топали пешком метров пятьсот, а за лесополосой их поджидал убитый «Москвич» одного из местных жителей, с которым Шульгин поддерживал приятельские отношения. Оксана надела свой красный сарафан, босоножки на «шпильках» и жемчужные украшения. Когда она пробиралась по пыльному проселку мимо бурьяна и лопухов, казалось, что это какая-то кинозвезда, спрыгнувшая из нездешней экранной жизни в сельскую глубинку Тиходонского края. Идти было неудобно, ноги и босоножки запылились, приподнятое настроение сменилось раздражением.