А вокруг становилось все светлее и светлее. Яринку бросило в пот. Ноги от напряжения начали мелко дрожать.
— Послушай, — заговорила снизу примолкшая Настя, — послушай, у меня на поясе с левой стороны нож… Если бы ты смогла его достать…
Яринка ухватилась за стропы и повисла на руках рядом с Настей. Держась попеременно то одной, то другой рукой, разыскала наконец финку. Обрезав несколько строп, высвободила левую совсем онемевшую Настину руку.
— Сними с меня мешок, — приказала Настя, так и не выпуская пистолета. Можешь бросить его вниз. А этого не трогай. Это я брошу тебе в руки… Так, теперь давай мне нож, а сама на землю… Лови! — скомандовала она, когда Яринка снова стояла под дубом. — Только осторожно. Слышишь, очень-очень осторожно, — почти умоляла Настя, опуская вниз зеленый ящичек.
Когда мешок и ящик были уже у Яринки, Настя (все равно ничего не поделаешь!) передала ей пистолет, а сама, полоснув острой финкой по стропам, грузно свалилась на землю.
Свалилась и какое-то мгновение лежала, свернувшись клубочком, тихая и неподвижная.
— Что с тобой? — склонившись над нею, спросила встревоженно Яринка.
— Ничего особенного, — тяжело поднимаясь на ноги, ответила Настя…
Стало совсем светло. И хотя солнце еще не всходило, над степью, над густо-синей полоской недалекого леса уже светилось розовое небо.
— Давай, давай скорее. Бегом, — встревоженно велела Яринка.
— А парашют! — воскликнула Настя.
— Что парашют?
— Как что? Согласно инструкции, в первую очередь надежно спрятать парашют!
— Да ты что!.. — сердито и властно крикнула Яринка. — Мы все равно с тобой его не снимем. А если бы и осилили, то возились бы знаешь сколько! Как раз за это время и немцы сюда нагрянут. Бросай! Скорее за мной! Бегом!..
Накинув на плечи куртку, подхватив сапожки и Настин мешок, она побежала к лесу.
Настя, уже не возражая, признавая в этот миг старшинство Яринки и ее право приказывать, не оглядываясь на предательски белое полотнище, послушно двинулась вслед…
Сначала они бежали по старой, давно не хоженной меже. Потом по затвердевшей, утоптанной стадом целине, вдоль пологой балки, мимо кустов шиповника, через неглубокий, заросший травой лесной овраг.
По ту сторону рва — заросшая луговым разнотравьем ложбина. Ручей весь в осоке. На дне его неширокий песчаный плес белого песочка. И, сверля белый песок несколькими крохотными скважинами, бурлит, кипит, схватываясь пузырьками, степной ключ. Почти незаметно для глаза тонкой пленочкой покрывает белый песок прозрачная вода, наполняющая маленькую криничку, окаймленную вербовым срубом. Из кринички с тихим бульканьем вытекает, теряясь в зарослях аира, щавеля и холодной мяты, узенький ручеек. И дальше, возле самого леса, возле пышного куста калины, в орешнике разрастается в прозрачную лесную речушку. Только там Яринка переводит дыхание, впервые за всю дорогу оглядывается.
— Теперь — в воду! — приказывает так, будто та, другая девушка должна все понимать с полуслова.
— В воду? Зачем? — удивляется Настя.
— Собаки, — коротко объясняет Яринка, ступая босиком в холодный ручей.
— Ясно. — И Настя прямо в сапогах входит в воду…
Раздвигая развесистые ветки орешника, торопливо бредут они серединой речушки. Прозрачная холодная ключевая вода мелка, по щиколотку. Дно твердое, но скользкое. Яринка изредка останавливается и переводит дыхание. Останавливается возле нее и Настя. Стоит, тяжело дышит, утомленная, переволновавшаяся, бледная…
Маленькая, худенькая, с холодно-голубоватыми, по-детски широко раскрытыми глазами, она кажется Яринке сейчас еще младше, чем там, под дубом. «Мама родная! Ну кто бы мог только подумать! Совсем же еще девочка! Посмотрит кто вот так, не знаючи, и четырнадцати не даст. А она… П а р а ш ю т и с т! Подумать — и то страшно. Рождаются же на свет такие смелые девчонки!» А она, Яринка, смогла бы так?
И, забыв в этот миг все задания, все разведки, все страшные потери, выпавшие на ее долю, боевой разведчик «Молнии» Яринка Калиновская с любовью и с каким-то даже испугом посматривает на эту маленькую веснушчатую девушку.