— Я очень благодарна за это полезное указание и постараюсь использовать любвеобильность старичка. Но от этого буду иметь выгоду только я?
— И вы, и я, если вы захотите этого, синьора!
— Объяснитесь яснее, эччеленца!
— Извольте, синьора. Вы получите от меня бриллиантовое колье ценностью в сто тысяч рублей, если вам удастся уговорить Питта прислать мне орден Подвязки. Я имею все европейские ордена, кроме английского!
— Вы можете быть спокойны, эччеленца, я сделаю все, что в моих силах!
Синьора Габриелли исполнила свое обещание — она сделала все, чтобы заработать обещанное колье. Но одного ее доброго желания было мало: Георг III Английский был слишком горд, чтобы дать высший орден своей короны русскому выскочке.
Часть третья. «Papillon, joli papillon»
I
«… Помнишь ли ты, как мы, бывало, распевали хором: „papillon, joli papillon[13]“? Эта детская песенка приходит мне на ум каждый раз, когда я смотрю на императрицу величественно восседающую в своей ложе Несмотря на свои сорок семь лет она держит себя настоящей бабочкой, весело и беззаботно перепархивающей с цветка на цветок. Что касается последних, то их у нее целая оранжерея: в качестве кряжистого дуба — одноглазый Потемкин в качестве постоянного утешителя — несравненный Завадовский; кроме того, называют имена бесчисленного количества „фаворитов момента“, время от времени привлекающих мимолетное внимание нашего августейшего мотылька. Но только вот прилагательное „joli“[14] к этому мотыльку мало подходит. Нечего сказать, Екатерина отличается истинным царским величием, ее голубые глаза блещут проникновенным умом, она обаятельна в обхождении. Но назвать ее хорошенькой, женски-привлекателъной — этого не мог бы и слепец. Она очень толста, и около нее неприятно стоять: от болезни ли, или от каких-либо других причин, но от нее очень тяжело пахнет. Бедный Завадовский! Не желала бы я быть на его месте! Между прочим никто не мог предположить, что он сможет продержаться в милости так долго. Это приписывают его необыкновенной, трогательной верности — его нельзя упрекнуть ни в одной даже самой легкой интрижке. Верный Пьер только и смотрит на свою государыню. Говорят, что это очень не по вкусу одноглазому Купидону — Потемкину. Кряжистый дуб начинает потрескивать, его влияние падает. Достаточно будет единственной царственной молнии, и от светлейшего останутся одни щепки. Говорят, что вся Россия вздохнет тогда с облегчением. До этого мне мало дела, но если состоится его падение, то и мы все можем выиграть: каждая перемена такого рода сопровождается блестящими празднествами, от которых перепадает и нам, бедным корифейкам».
Потемкин, читавший это перехваченное его агентами письмо, с досадой бросил его на стол и недовольно забарабанил пальцами по ручке кресла.
— Вот гнус! — сердито буркнул он. — Посмотришь на нее и не подумаешь!.. Такая тихая да скромная, воды не замутит. Подлянки все эти француженки! Приезжают сюда, получают большие оклады, наживаются, а сами все норовят какую-нибудь пакость сосплетничать. Ну, погоди!.. Проучу!
— Кого это вы, ваша светлость? — спросил Бауэрхан.
— А вот, прочти! — сказал Потемкин, кинув ему через стол письмо.
Бауэрхан поймал его на лету и стал читать.
— Мари Мильдье, — сказал он, прочитав. — Кто это?
— Корифейка, девица совершенно ничем не замечательная…
— Но ей нельзя отказать ни в уме, ни в наблюдательности!
— Вот я ей покажу наблюдательность!
— Ваша светлость, а ведь если подумать хорошенько, так эта маленькая злодейка не так уж неправа!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что если вы, ваша светлость, не примете мер, то в самом скором времени при дворе может состояться новое празднество по случаю назначения светлейшего князя Потемкина губернатором в Архангельск или Иркутск, и притом без права возвращения в столицу!
— Но что же делать? Что делать?
— Действовать, ваша светлость! Завадовского надо устранить, он опасен!
— Легко сказать — «устранить»! Это какая-то белая ворона, раритет, уродец! Никаких страстей, никаких пороков!
— Таких людей, ваша светлость, не существует! У каждого человека имеется какой-нибудь скрытый порок. Может быть, Завадовский просто осторожен?
— Да ты подумай, Кукареку: он стоит во главе финансовой комиссии, через его руки проходят чуть не все государственные оборотные суммы, и, как мне достоверно известно, ни одного рубля до сих пор не прилипало к его пальцам!
13
«Бабочка, хорошенькая бабочка» — детская песенка о мотыльке, перепархивающем с цветка на цветок.