Врач сделал Мигелю знак.
— Извините, командир, — отвечал матрос, потакая фантазии больного, — все готово к сражению.
— Очень хорошо, — сказал больной.
Потом вдруг мысли его переменились и он прошептал:
— Она придет, она мне обещала!.. Нет! Нет! Она не придет… Теперь она умерла для меня!.. Умерла! Умерла! — повторил он глухим голосом.
Потом вдруг громко вскрикнул:
— О! Как я страдаю, Боже мой! — И слезы полились из его глаз.
Граф закрыл лицо руками и опять упал на пастель. Оба матроса тревожно всматривались в бесстрастное лицо врача, стараясь прочесть на нем, чего они должны опасаться и на что надеяться. Внезапно врач облегченно вздохнул, провел рукой по своему лбу, влажному от пота, и, обернувшись к Мигелю, сказал:
— Слава Богу! Он плачет, он спасен!
— Слава Богу! — повторили матросы, набожно перекрестившись.
— Не думаете ли вы, что он сошел с ума, майор? — спросил Мигель дрожащим голосом.
— Нет, это не сумасшествие, а всего лишь бред; он скоро заснет, не оставляйте его. Проснувшись, он не будет помнить ничего. Если попросит пить, дайте ему лекарство, которое я приготовил и оставил на столе.
— Слушаюсь, майор.
— Теперь я пойду, а если случится что-нибудь непредвиденное, сейчас же дайте мне знать. Впрочем, я еще зайду ночью.
Врач ушел. Его слова вскоре подтвердились: мало-помалу граф де Бармон заснул тихим и спокойным сном. Оба матроса стояли неподвижно возле его постели; никакая сиделка не смогла бы ухаживать за больным с такой трогательной заботой, как эти два человека, внешне жесткие и грубые, но имевшие такое доброе сердце.
Так прошла ночь. Врач несколько раз приходил, но всегда уходил через несколько секунд с довольным видом, приложив палец к губам. К утру, при первом луче солнца, ворвавшемся в каюту, граф сделал движение, открыл глаза и, слегка повернув голову, сказал слабым голосом:
— Мой добрый Мигель, дай мне воды. Матрос подал ему стакан.
— Я совсем разбит, — прошептал граф, — стало быть, я был болен?
— Да, немного, — отвечал матрос, — но теперь все прошло, слава Богу. Надо только не терять терпения.
— Мне кажется, я чувствую, как фрегат идет; разве мы под парусами?
— Так точно, командир.
— Кто же приказал сниматься с якоря?
— Вы сами вчера вечером.
— А! — произнес граф, возвращая стакан.
Голова его тяжело упала на изголовье, и он замолчал. Однако он не спал, глаза его были открыты, взор с беспокойством блуждал по стенам каюты.
— Вспоминаю! — прошептал он, и слезы брызнули из его глаз; потом, резко повернувшись к Мигелю, он прибавил: — Это ты меня поднял и принес на фрегат?
— Я, капитан.
— Благодарю; однако, может быть, было бы лучше дать мне умереть…
Матрос презрительно пожал плечами.
— Блестящая мысль! — проворчал он.
— О, если бы ты знал! — сказал граф горестно.
— Я все знаю. Не предупреждал ли я вас с самого первого дня?
— Это правда, мне следовало бы тебе поверить. Увы! Я уже тогда любил ее.
— Знаю… Да она и заслуживала этого.
— Не правда ли, она все еще меня любит?
— Кто в этом сомневается? Бедное, милое существо!
— Какой ты добрый, Мигель!
— Я справедлив.
Наступило новое молчание. Через несколько минут граф возобновил разговор.
— Ты нашел письмо? — спросил он.
— Нашел, капитан.
— Где оно?
— Здесь.
Граф с живостью схватил письмо.
— Ты прочел? — спросил он.
— Для чего? — отвечал Мигель. — Там, должно быть, сплошь ложь да гадость, а я не любитель читать подобные вещи.
— Вот, возьми.
— Чтобы разорвать?
— Нет, чтобы прочесть.
— Зачем?
— Ты должен знать, что заключается в этом письме, я так хочу.
— Это другое дело, давайте. Он взял письмо и развернул его.
— Читай громко, — сказал граф.
— Славное поручение даете вы мне, капитан! Но если вы хотите, я должен повиноваться.
— Я прошу тебя, Мигель.
— Довольно, капитан, начинаю.
Он начал читать вслух это странное послание. Оно было короткое, лаконичное, но действие, которое должно было произвести это письмо, оказалось тем ужаснее, что каждое слово было рассчитано для того, чтобы нанести удар. Вот содержание письма:
Граф, вы не женились на моей дочери; я обманул вас ложным браком. Вы никогда ее не увидите, она умерла для вас. Уже много лет неумолимая ненависть существует между вашей фамилией и моей. Я вас не отыскивал, нас свел сам Господь. Я понял, что Он предписывает мне мщение. Я повиновался Ему. Кажется, мне навсегда удалось разбить ваше сердце. Любовь, которую вы питаете к моей дочери, искренна и глубока. Тем лучше, вы будете больше страдать. Прощайте, граф. Послушайтесь меня, не старайтесь со мной увидеться; на этот раз мое мщение будет еще ужаснее. Моя дочь выходит через месяц за того, кого она любит и кого одного она любила всегда.
Дон Эстеван Сильва, герцог Пеньяфлор
Когда матрос кончил читать, он устремил на своего командира вопросительный взгляд. Тот несколько раз покачал головой и ничего не ответил. Мигель возвратил ему письмо, которое капитан тотчас спрятал под изголовье.
— Что вы будете делать? — спросил матрос через минуту.
— Позже, — отвечал граф мрачным голосом, — позже ты узнаешь. Я не могу в эту минуту принять никакого решения; моя голова еще слаба, мне нужно подумать.
Мигель одобрительно кивнул. В эту минуту вошел доктор. Он, по-видимому, пришел в восторг, увидев, что его пациент так хорошо выглядит, и обещал, радостно потирая руки, что через неделю больной встанет с постели.