Ладно, это всё лирика. Да и Люц рожу ревнивого бой-френда корчит больше по привычке. А сейчас нам с ним надо разобраться в сложившейся ситуации, причём разобраться объективно, без давления различных посторонних эмоций.
Но и объективно разобраться не удалось. Слишком мало было данных для анализа. Связать эту вылазку с кем-то конкретным не получалось. Если это был кто-то, кто хотел заполучить Драко, то почему отказался от подписания контракта? Если хотели проникнуть в менор и отомстить Люциусу, то почему даже не попытались этого сделать – возможностей была масса? По коридорам Хогвартса той ночью не мотались только те студенты, что после бала упились вусмерть, и, естественно, никто ничего путного вспомнить и рассказать не мог. Весь первый месяц мы с крестником жили как на вулкане, каждый день ожидая появления претендующей на его руку и сердце особы, но время шло, а ничего не происходило. Всё тянулось своим чередом: учёба, отработки, межфакультетские разборки – ничего примечательного. Вот только я поймал себя на том, что мой давно выстроенный и тщательно лелеемый блок, не позволявший мне раньше обращать внимание сексуального плана на студентов… как-то незаметно исчез к Мордредовой матери. То и дело я ловил себя на том, что с интересом изучаю лица и фигуры шести- и семикурсников, пытаясь по каким-то едва заметным признакам отыскать моего рождественского визитёра. Радовало хотя бы то, что моего интереса никто не замечал – всё же почти восемнадцать лет шпионской деятельности не проходят бесследно, и опыт незаметного наблюдения у меня огромный. Чем дольше я раздумывал над происшествием, тем больше склонялся к тому, что моя интуиция не лжёт – Панси Паркинсон в меноре изображал парень. В пользу этого говорили и весьма поверхностное участие «невесты» в обсуждении веяний моды и нарядов, и слишком прямая, скованная осанка для девушки, привыкшей носить туфли на высоких каблуках. Первыми, естественно, под пристальный осмотр попали слизеринцы, но, к моему удивлению, среди них мне не удалось обнаружить того, кого я искал. Кребб и Гойл, отпадали сразу по понятной причине. Нотт? Слишком прямолинеен – у него бы ума не хватило скрываться в поместье несколько часов. Забини? Этот мог бы, но… никогда бы не отказался от возможности войти в род Малфоев, да и заподозрить его в сексуальной неопытности… Я вас умоляю! Только не Блейз Забини. Девушки? Не-ет. У Булстроуд бульдожья хватка и точно такое же поведение, а Гринграсс… серая мышка. Да и не отказался бы из них никто стать в будущем леди Малфой. Шестикурсники? Тоже ничего примечательного. Или хитрости бы не хватило, или амбиции бы перевесили.
Постепенно моё внимание перестало ограничиваться студентами только моего факультета, и, естественно, я обратил свой взор на «воронят». Даже долгое время присматривался к Энтони Голдстейну и Захарии Смиту, но… как-то не лежала у меня к ним душа, да и интуиция помалкивала в тряпочку. Хаффлпафф? Нет, только не это! Да и не было там подходящей кандидатуры. Вот если бы Седрик Диггори остался жив, да был года на три помладше – тогда другое дело, а сейчас… Нет, это точно был не хаффлпаффец. «Грифы»? Когда меня впервые посетила эта мысль, я чуть не расхохотался прямо во время урока. Вот был бы стресс для шестикурсников Слизерина-Гриффиндора! Но мне вовремя удалось взять себя в руки, и эмоциональной травмы у детей не случилось. Но идея на первый взгляд была на самом деле бредовая. Гриффиндор – и хитрость? Гриффиндор – и знание этикета? Казалось бы, это вещи несовместимые, но… Отчаявшись найти ответ на загадку, я стал присматриваться и к «львам». Лонгботтома и Томаса я отбросил сразу же. Первый бы не полез в Малфой-менор ни за какие сокровища, а второй полез бы, но изображать из себя взбалмошную богатую наследницу, магглорожденный вряд ли бы смог. Финиган? Ну-у, с недавних пор я подумываю, что он бы от помолвки с Драко не отказался. Оставались… А кто там мог остаться? Уизли? Бр-р-р! Поттер? Да это бред!!!
Так я и не пришёл ни к какому выводу, хоть и наблюдал за студентами на протяжении почти всего последнего семестра. Правда, иногда против воли мой взгляд устремлялся на взъерошенные чёрные патлы, так похожие на волосы моего детского врага и навечно перемотанные какой-то штукой круглые очки, которые скрывали красивые зелёные глаза с таким же оттенком, как у его матери, но с совершенно другим разрезом. Откуда я так подробно знаю их цвет и разрез? Да очень просто! В марте во время очередного взрыва котла, устроенного Лонгботтомом, Поттера, прикрывшего собой Грейнджер, прилично задело брызгами Противоожогового зелья, которое мы в тот день варили. А оно на стадии полуготовности может само вызвать сильный ожог. Естественно, что на мою долю как преподавателя выпало оказать пострадавшему первую помощь. Вот таким образом я и разглядел и его зелёные, как бы с небольшим прищуром глазки, и гладкую, чуть тронутую оставшимся с лета загаром кожу, и красивые, будто точёные черты лица, и… нежные, прикушенные от боли губы… Мерлин!!! Куда это меня занесло?! В общем, это я с чисто эстетической точки зрения оценил внешность мальчишки. Никакого другого интереса это наглое отродье у меня не вызывало и вызывать не могло. Да и что интересного в Поттере? Простой, как извилины Хагрида, предсказуемый, как всякий гриффиндорец.
Когда я эти соображения высказал Люцу, периодически интересовавшемуся, как идут поиски проникшего в его дом мага, то был огорошен его встречным вопросом:
- И чем это Поттер тебя так заинтересовал?
- Меня? Поттер? Ты с ума сошёл?
- Нет, почему же. Просто за полчаса нашего разговора ты пятнадцать минут потратил на то, чтобы объяснить, почему это не мог быть Поттер. На всех остальных, вместе взятых, ты обратил гораздо меньше внимания.
Тогда я отмахнулся от слов друга, но буквально через несколько дней случилось одно событие, заставившее меня несколько пересмотреть своё мнение об умственных способностях и хитрости проклятого гриффиндорца.
В апреле назрел нешуточный конфликт между пятикурсниками Слизерина и Гриффиндора. У многих из них родители и старшие братья сражались по разные стороны «баррикад», это и послужило основой столкновений. В открытых боях прошедшей войны они не участвовали. Мерлин уберёг во время нападения на Хогвартс – преподавателям удалось удержать первые-пятые курсы в безопасных убежищах. Они не знали, как наяву выглядят чужая кровь и смерть, и считали боевые действия скорее каким-то приключением, которого лишились по милости зловредных профессоров и старост факультетов. В отличие от шести- семикурсников, успевших хлебнуть лиха, у этих «героев» не было ни опыта, ни серьёзного владения Боевой магией, они ещё слепо верили в слова взрослых, как правило, враждебно настроенных к какому-то одному лагерю. К тому же они напрочь не понимали, что «спички детям не игрушки». На уроках ЗОТИ и Зельях, где эти два факультета пересекались, стали разгораться настоящие войны. Мы с Люпином вели задушевные беседы с зачинщиками беспорядков, назначали отработки, угрожали исключением из школы – всё было тщетно. Твёрдо уверенные в своей правоте противники не желали утихомириваться. Что ни неделя, то в Больничное крыло поступало пять-шесть студентов, пострадавших от этих «военных действий», и, что самое страшное, в последнее время под «перекрестный огонь» стали попадать ни в чём не повинные малыши и вообще случайно проходившие мимо студенты. Перелом в «военных действиях» случился после вопиюще безобразного случая на ЗОТИ, когда пятикурсники моего факультета и «львы» устроили там настоящую войну. Меня вызвала мадам Помфри, ей потребовалось сложное в приготовлении и, к сожалению, не подлежащее хранению зелье «Вторая кожа». Вот уж не думал, что кто-то из этих недорослей знает тёмномагическое проклятие «Освежевания», да и вообще додумается его применить. «Виновник» сам попал под ставший популярным с лёгкой руки Джиневры Уизли «Летучемышинный сглаз» в сочетании со «Ступефаем» и не мог просветить нас, откуда знает брошенное им проклятие. Кстати, он был гриффиндорцем. Пока мы втроём, включая принёсшего на руках Эйвери-младшего Ремуса Люпина, боролись за жизнь слизеринца, мне было не до размышлений о том, кто же остался в брошенном преподавателем кабинете ЗОТИ поддерживать мир и порядок между противоборствующими сторонами. А когда угроза смерти для мальчика миновала, узнал, что чёртов оборотень поручил миротворческую миссию попавшемуся навстречу Поттеру. Перед моими глазами мгновенно замелькали страшные картины того, что эти малолетние боевики могли сделать друг с другом под присмотром такой «няньки», и я со всех ног, сопровождаемый Люпином, понёсся к кабинету. Когда мы оба, запыхавшиеся и взъерошенные, влетели в класс, там стояла просто гробовая тишина, а оставшиеся невредимыми пятикурсники обоих факультетов в слегка бледно-зелёном состоянии попарно – гриффиндорец-слизеринец – отрабатывали Зеркальный и Поглощающий щиты. Поттер ходил между рядами и спокойным, тихим голосом подсказывал, как исправить те или иные ошибки. Завидев нас с Люпином, он заметно подобрался, от его доброжелательности не осталось и следа, а лицо как будто скрыла ничего не выражающая маска.