В подвале остались только Беляев и Островерхий, поднявшиеся позже других. Они оделись и тоже направлялись к двери.
В это время подъехал виллис. Из него вышли капрал Хорпер, два солдата с пакетами еды и обершарфюрер СС – тот, которого недавно допрашивал Гаррис.
– Доброе утро, – несколько смущенно сказал капрал. – Вот привезли вам еду, лекарства и остальное… А где другие?
– Ушли прогуляться, – сказал Беляев.
Наступила пауза. Хорпер стоял, теребя в руках пилотку. Ему было явно не по себе.
– Что-нибудь случилось? – тревожно спросил врач.
– Нет, ничего, – пробормотал капрал. Потом он решился и ткнул пальцем в сторону немца: – Это ваш новый комендант.
– Что? – не понял Беляев.
– Я не виноват, – глухо проговорил капрал, глядя себе под ноги. – Это приказ…
– Ладно, – развязно сказал комендант, – давайте знакомиться. Я – Макс Штиммель. Сколько человек в этом лагере?
Беляев вздрогнул.
– Вы что же – немец? – спросил он.
– Я сотрудник американской военной комендатуры. Сообщите фамилии заключенных.
Врач кинулся вперед и вцепился в грудь Штиммеля. Солдаты с трудом оттащили его. Старшина Островерхий стоял, вобрав голову в плечи и стиснув кулаки.
Хорпер что-то сказал солдатам и, не поднимая головы, торопливо отошел. Он вскочил в машину и рывком сдернул ее с места. Капрал мчался, пригнувшись к рулю. Навстречу ему бежали возвращавшиеся с прогулки люди. Но капрал, казалось, не видел их. Виллис вылетел на шоссе и скрылся за поворотом.
Пономаренко, Джавадов, Буйкис и Кент в недоумении глядели ему вслед. Потом они торопливо вбежали в подвал.
– Что здесь случилось? – спросил Буйкис.
Кент развел руками.
– Капрал мчался как одержимый. Он видел нас, но не остановился.
– Знакомьтесь, – сказал Беляев. – Наше новое начальство.
– Не понимаю…
Беляев горько усмехнулся.
– В чем дело, приятель? – обратился к одному из солдат Кент.
Солдат, плечистый парень лет двадцати пяти, жевавший резинку, выплюнул ее и равнодушно сказал:
– Нас прислали с этим человеком. Приказано охранять лагерь перемещенных лиц. И он назначен старшим.
– Перемещенные лица? – переспросил Пономаренко.
– Погодите, – сказал Кент, потирая лоб. – Я что-то плохо соображаю… Кого же они собираются держать в этом лагере?
– Да нас же, черт возьми! – крикнул Беляев. – Нас! Теперь мы – какие-то перемещенные лица…
Кент расхохотался.
– Вы и я – капитан американской армии?
– Ну, капитана, быть может, и выпустят, а вот нас, советских граждан… И комендантом поставили немца!
Беляев налитыми кровью глазами посмотрел на Штиммеля и двинулся вперед. С другой стороны к коменданту подбирался Джавадов.
– Назад, – сказал широкоплечий солдат. – Мы будем защищать этого человека.
Беляев остановился, а Джавадов не обращал внимания на угрожающе выставленные карабины…
– Отставить, сержант, – сказал Пономаренко. Он обернулся к солдатам и спросил: – Кто же прислал вас?
– Генерал Гаррис.
– Гаррис?! – Кент рванулся вперед.
Послышался шум автомобиля.
– Смирно! – скомандовал Штиммель.
В подвал вошел генерал Джордж Гаррис. Шагнув через порог и разглядев лица людей, он остановился, ошеломленный.
– Вы? – наконец, выговорил он. – Это вы?!
Солдаты и Штиммель с удивлением видели, как генерала окружили истощенные, одетые в лохмотья люди, а он улыбался им, дружески хлопал по плечу.
Джавадов поймал на себе взгляд генерала, вытянулся.
– Здравия желаю, товарищ… господин генерал! – по-военному отрапортовал он.
Гаррис взял его за плечи и тепло улыбнулся.
– Вы хотели сказать «товарищ»? Правильно, парень! Это то самое слово. Ведь мы боевые друзья!
Джавадов широко улыбнулся. Говорить в эту минуту он не мог.
Особенно долго тряс Гаррис руку капитана Пономаренко.
Когда все немного успокоились, генерал сел и вытащил трубку. Набив ее, он сказал:
– Нет, все это просто непостижимо. Это сон какой-то! А вы, Кент, – герой! Да, да, я утверждаю это! И вы, русские, на примере капитана Кента можете видеть, на что способен любой американец, когда дело идет к тому, чтобы помочь товарищам.
– Оставьте это, сэр, – умоляюще проговорил Кент.
– Нет, я горжусь вами, мальчик, и не устану говорить это! И я возношу сейчас самые горячие молитвы провидению. То божья воля, что все вы живы. А ведь кое-кто пытался похоронить вас. Но я в таких случаях всегда говорил: эти люди не могут пропасть!