Кент думал о Патти. Что с ней? Жива ли она?.. Наконец он не выдержал.
– Один вопрос, генерал… Наши общие знакомые… М-м… Ну, одним словом…
Гаррис хитро ухмыльнулся.
– Можете не продолжать, Кент. Она со мной, и она ждет вас, или я ничего не смыслю в подобных делах!
Кент шумно вздохнул. Пономаренко украдкой пожал ему руку.
– А теперь, Кент, – сказал Гаррис, усаживаясь поудобней, – выкладывайте все по порядку. Я страшно люблю рассказы о героях.
– Пусть говорит капитан Пономаренко, сэр…
– Ладно, – кивнул генерал, – давайте, капитан.
Тем временем Беляев приоткрыл привезенные Хорпером свертки. Там была еда, сигареты, бутылка с яркой этикеткой.
– Простите, генерал, – сказал врач, – не позавтракаете ли вы с нами?
Гаррис покачал головой.
– У меня нет аппетита. И потом здесь м-м… не очень приятно завтракать.
– Как хотите, – пожал плечами Беляев. – А у нас есть аппетит, и отличный. К столу, ребята!
Все набросились на завтрак. Гаррис удивленно наблюдал, с какой быстротой исчезают припасы.
– Здорово же вы работаете челюстями, – пошутил он. – Можно подумать, что вы не ели три дня!
Беляев поперхнулся и больше не прикасался ни к чему. Перестали есть и другие. Гаррис понял, что совершил нетактичность. Решив загладить ее, он обернулся к Штиммелю.
– Правый борт моей машины. Пара бутылок коньяку – живо!
Немец щелкнул каблуками и кинулся исполнять требуемое. Когда коньяк был принесен, Гаррис поставил его на стол.
– Это вам от меня, – провозгласил он. – Куда ни шло, и я выпью с вами.
Штиммель откупорил коньяк и наполнил кружки. Гаррис поднял жестяную кружку и сказал:
– За американскую и русскую армии!
– За русскую и американскую армии, – сказал Пономаренко.
– Он прав, сэр, – подхватил Кент. – Именно за русскую и американскую армии.
– Ладно, – кивнул Гаррис, – я принимаю этот тост.
– Господин генерал, – проговорил Пономаренко, – мне надо задать вам несколько вопросов. Немца с солдатами прислали сюда вы?
– Гм, – нахмурился Гаррис, – сказать по чести, я думал, что здесь обыкновенные пленные.
– Какая разница? Вы же знали, что здесь русские!
– Все это так, но… В общем в отношении вас и членов вашего экипажа вопрос ясен. Вы вернетесь на родину немедленно. Но что касается других, то здесь надо еще разобраться.
– Разобраться в чем, генерал?
Гаррис снисходительно улыбнулся.
– О, во многом, мой друг: национальность, подданство и всякие такие штуки.
– Никаких штук, – отчеканил Беляев. – Все мы граждане СССР и требуем, чтобы нас немедленно передали в руки советских властей.
Гаррис с сожалением посмотрел на него.
– Самое скверное – торопиться в таких делах или говорить за других. Мы враги насилия над личностью. И у нас есть приказ: кто не хочет возвращаться к себе, волен выбирать любую другую страну. Некоторые могут даже удостоиться чести ехать в Соединенные Штаты Америки! – Гаррис поднял палец. – Но – только некоторые, не все!
Пономаренко насмешливо заметил:
– Видимо, часовые здесь для того, чтобы мы, не дай бог, не удрали в… Америку!
– Простите, сэр, – вмешался Кент, – значит, если я правильно понял вас, мне будет разрешено не возвращаться домой, а ехать в Россию, если я выражу такое желание?
– Черт знает, что вы говорите, Кент! Это не может касаться американцев.
– Вот те на! – удивился Беляев. – Американские законы и вдруг не касаются американцев!
– Я еще не кончил, – продолжал Пономаренко. – Другой вопрос. Нам в начальники дали немца, который, быть может, еще неделю назад стрелял в американцев или русских… Что это, результат ошибки, спешки?..
– Или не ошибка, не спешка? – вставил Джавадов.
– Как много вы уделяете внимания пустякам, – примирительно сказал Гаррис. – Война окончена, надо жить, а вас занимают пустяки.
– Пустяк? – Джавадов гневно стиснул челюсти. – За такой «пустяк» можно убить!
Гаррис не выдержал и, наконец, сбросил маску. Он встал и стукнул по столу кулаком.
– Хватит!
Поднялся и Пономаренко.
– То есть как, простите, хватит?
– Хватит! – заорал Гаррис. – Этот немец на американской службе. Зарубите это себе на носу. Он будет действовать от моего имени.
– Вот теперь понятно, – тихо проговорил Джавадов. – Люблю мужской разговор. И как мужчина мужчине скажу вам, господин генерал: подлец вы!