Она сразу узнала этот голос и специально не обернулась, не желая показывать своё заплаканное лицо.
— Я тебе говорю, чужачка. — Аонунг коснулся девичьего плеча, чтобы развернуть её к себе лицом, но Лу отшатнулась, вперившись в него затравленным взглядом.
Аонунг сразу напрягся, а, пробежавшись взором по раскрасневшимся васильковым глазам, блестящим дорожкам слёз и влажному носу, занервничал ещё больше. Она смущённо отвернулась, стараясь придумать, как бы ретироваться так, чтобы он не увязался следом.
— Подумаешь, назвал тебя чужачкой, — после некоторого ступора опомнился Аонунг, медленно проговаривая слова. — Разве можно из-за этого…
— Это не из-за тебя, — поспешила прервать его догадки Лу и поднялась с места, нарочно избегая его застывшего взгляда. Она быстро вытерла щёки и постаралась напустить на себя невозмутимое выражение лица — вышло сердитое. — Не думай о себе слишком много. Ты — последний, из-за кого я буду плакать.
— Это радует. — Он произнёс это с усмешкой, но Мэри Лу чутко уловила нотки грусти в этих словах.
Она немного поколебалась, а затем всё же подняла взгляд на Аонунга. Тот смотрел на неё с высоты своего роста, но, казалось, видел сквозь лицо. Лу прекрасно понимала причину накатившей на него меланхоличности, и у неё почему-то возникло навязчивое ощущение, что эта немая пауза предназначена для инфантильных извинений. Но разве должна она извиняться за то, на что не имела никакого влияния?
— Идём.
— Что? — Лу слегка поморщилась, неуверенная в том, что правильно расценила услышанное.
— Идём. Я провожу тебя, — совершенно спокойно пояснил Аонунг и лениво пожал плечами. — Я не собираюсь строить из себя твоего приятеля и пытаться утешать, но оставить тебя здесь не могу. Пошли.
Из его уст это прозвучало так, словно он не хотел заморачиваться и искать вместе с остальными тело Мэри Лу на случай, если она вдруг в приступе печали решит утопиться, но ей всё равно было непривычно слышать подобное предложение от того, кого на днях угрожала затянуть в воронку. Тем не менее она молча последовала за ним.
Ночь слегка холодила голые плечи. Со временем наряды Лу становились всё более приближенными к одежде коренных на’ви, и теперь её верх напоминал скорее купальный лиф без лямок, а не широкий топ, как раньше. И хотя она ещё не совсем комфортно себя чувствовала в столь открытых предметах гардероба, жаркий тропический климат просто на позволял носить прежние одежды закрытого типа.
Они шли в полной тишине, нарушаемой попеременным шумом мелких морских волн. Лу семенила позади и пользовалась удачной возможностью, чтобы откровенно поразглядывать сына Оло’эйктана со спины. Тот лишь изредка оборачивался, чтобы проверить, не отстала ли от него спутница, и тогда она поспешно отворачивалась, делая вид, что увлечена согнувшимися высокими пальмами, чьи листья покачивались на лёгком ветру.
Она всё думала о том, что, если о членах семьи Салли успела составить какие-то собственные портреты личности, то с ним оказалось не всё так просто. Даже Цирея была вполне понятна: хорошенькая и доброжелательная дочь предводителей клана с чистым сердцем и искренними чувствами. Аонунг же проявлял себя так, что даже Лу не могла ему не сопереживать в минуты, когда он с тоской заглядывался в её сторону, либо вёл себя настолько гадко и несправедливо по отношению к её друзьям или к ней самой, что ей ужасно хотелось кренделем свернуть его плоский хвост.
Зато он не задавал лишних вопросов, и это Лу нравилось. Даже когда Аонунг довел её до маруи, он не стал расспрашивать о том, что случилось, и ей не приходилось что-то объяснять и оправдываться, как перед Нетейамом. Глядя вслед удаляющейся высокой фигуре, Лу решила, что он не хороший и не плохой. Так называемый представитель серой морали.
Она даже не подумала вернуться туда, где оставила свою корзинку. Ей было страшно. Поэтому всю ночь Лу снились те слова, что произнесла Ра’ава, стоя на берегу перед бушующим морем.
***
Это был мягкий, тёплый вечер. Лу сидела на изгибе толстого корня, свесив ноги в воду, и любовалась окрашенным в предзакатное золото небосводом. Её смолисто-чёрные волосы, частично собранные в небрежные косички на макушке, вились множеством кучеряшек вдоль плеч и поясницы, слегка покачивались от дуновений ветра. Одежда на ней была соткана специально для сегодняшнего торжества: короткий лиф, подвязанный тесёмкой, накинутой на шею, выкрашенный синим пигментом морской звезды, и такого же цвета юбка с частыми висюльками и высокой посадкой. На кончиках висюлек игриво бренчали разноцветные деревянные бусинки — Лу решила украсить ими свою юбку в последний момент. Многие предметы украшений или одежды могут обозначать своего рода статус члена клана, а таким образом она захотела выделить свою особенность, как и специально подобранным цветом самого наряда.