— Ужасно иметь дело с эрудированными женщинами! Просто неприятно! Женщина должна быть скромной, не очень много знающей и, главное, слушающей мужчину с широко открытыми глазами. Именно на таких женятся или, по крайней мере, хотят жениться…
— Так что, наша свадьба расстраивается?
— Нет, потому что сейчас я продемонстрирую свое интеллектуальное превосходство и скажу то, чего ты не знаешь! Ты не знаешь, что Древнему Египту мир обязан не только мумиями и пирамидами, но еще и пивом, которое египтяне варили тысячи лет назад.
— Я действительно этого не знала, Виктор! — рассмеялась Жаклин. — Но полагаю, и ты кой-чего не знаешь про пирамиды.
— То есть?
— Например, как их строили. В школе нас учили, что пирамиды складывали из огромных каменных блоков, которые тысячи людей вырубали в каменоломнях, а потом перетаскивали к месту строительства.
— А что, это было не так?
— Наверное, все было проще: известняк дробили и заливали связывающим раствором в деревянную опалубку. И делалось это на самой пирамиде, что намного легче, чем тащить гигантские камни из карьеров. Кроме того, этот способ объясняет высокую точность подгонки таких больших блоков — между ними невозможно воткнуть ребро игральной карты…
— Откуда ты все это знаешь?
— Это только гипотеза. Химики установили, что микроструктуры известняка каменоломен и блоков пирамид сильно отличаются друг от друга. В блоках много добавлений, не встречающихся в породе из каменоломен, и у них меньшая плотность, чем у естественного камня.
— Да, признаю твое превосходство. В наше время одолеть женщину с помощью высокой интеллектуальности нереально. Ее можно победить только лестью…
— Считай, что ты победил…
После пирамид я показал Жаклин старый Каир с его лабиринтами узких улочек, базарами, нищими, мелкими лавчонками и ремесленными мастерскими.
Самое неприятное впечатление в этом перечне производят каирские нищие. Это корпорация опустившихся на дно жизни людей, связанных преступной круговой порукой. Они воруют детей, которым перебивают ноги так, чтобы те никогда не могли стоять на них. Потом из этих несчастных маленьких калек вырастают ползающие паукообразные существа, они хватают за ноги прохожих и просят подаяния… По логике бандитов, ворующих детей, калекам больше подают.
В лавочках старого города продавалась всякая всячина, завезенная из разных уголков мира, но чаще это были подделки, выдаваемые за подлинники. В этом плане люди Нижнего Египта — народ очень способный. Даже неискушенная в торговых делах Жаклин поразилась, увидев на прилавке маленькой лавчонки роскошную фарфоровую вазу с клеймом Севрского завода, ценой раз в тридцать меньшей, чем на Рю де паради…
Меня лавочки и лабиринты улиц интересовали с определенной точки зрения: следят за нами или нет. Однако при всем старании обнаружить слежку не удалось. Ибрагим, посвященный в наши тревоги, посоветовал еще раз съездить в пустыню. В пустыне также никто нас не преследовал. Не было даже «тойоты» с представителями местной службы безопасности. Мы почти поверили, что никого не интересуем.
На четвертый день, сердечно попрощавшись с Полетт, Ги и Ибрагимом, мы поднялись на борт авиалайнера, вылетавшего в Дар-эс-Салам, с посадками в Адене и Найроби.
Путь в «Офир» лежал через Аден. Здесь в неказистом, ангарообразном аэропорту я должен был затеряться, незаметно покинуть комнату для транзитных пассажиров и остаться в городе. Билеты у нас с Жаклин были до Найроби. По плану, разработанному Жоржем, Жаклин продолжала лететь тем же самолетом из Каира в Найроби, а оттуда через Дакар возвращалась в Париж. Было невыносимо тяжело расставаться, но больше, чем разлука, меня беспокоила безопасность моей невесты. Я взял с Жаклин слово, что ни в Найроби, ни в Дакаре она не покинет здание аэровокзала. Сафари и пляжи Сенегала я обещал ей лично показать в другой раз.
Мы не могли на прощание обняться. Мы не могли афишировать наше расставание даже каким-нибудь жестом или словом. Я сказал Жаклин, что пойду во «фри шоп»,44 и еле слышно добавил: «Я тебя люблю!» Купив маленький транзистор, я положил его в заменившую мне «дипломат» папочку, где находились обе видеокассеты, и направился к таможне, чтобы выйти в город.