Сегодня Андрей, как всегда, сидел в щели, выжидая, когда выплеснется формакод, и не хотел покидать свой пост, несмотря на всё возраставшую странность происходящего. Во-первых, время! Пусть тут, на изнанке, и не было смены времён дня, любой получивший «тело» приобретал субъективное ощущение времени. Андрею казалось, прошло уже несколько дней, а обречённый всё никак не отдавал концы, хотя и чувствовался поблизости. Выходило, некто сутками топчется возле щели, но не умирает — раньше такого никогда не случалось! Андрей ежедневно обходил известные щели и если чувствовал обречённого, смерть наступала почти сразу, ждать приходилось несколько минут, ну, порой чуть дольше… до получаса, пожалуй, не больше…
Мысли прервало усиление «ветра» — о, наконец-то! Похолодало, и теловик замер, готовясь поймать истекающий формакод и заполнить наконец хоть один из сосудов. Сегодня все они были пусты: обнаружив приближение обречённого, теловик сидел здесь уже чёрт-те сколько времени, боясь отойти, чтобы проверить остальные щели, ибо, как говорится, лучше синица в руках, чем журавль в облаках. Нет ничего проще, чем отвернувшись даже на минуточку, пропустить формакод, однако, теперь, после такого долгого мучительного ожидания, когда его терпение вот-вот будет вознаграждено, отвлечь Андрея уже не могло ничто: он застыл, словно гончая в охотничьей стойке.
Горячая струя формакода ударила точно в лицо, теловик резко вдохнул, но вместо чёткого образа будущего тела, в голове вдруг взорвался разноцветными сполохами яркий свет. Грудь распёрло, и внутри будто огонь вспыхнул. Теловик поднёс ко рту сосуд, но выдохнуть не получилось! Такого с Андреем ещё не было: наоборот, всегда приходилось следить, как бы случайно не выпустить «пар» раньше времени, но сейчас! Сейчас он даже не остывал! Жёг изнутри и никак не выходил наружу! Бросив сосуд на землю, Андрей ударил себя по груди, выбив натужный кашель. Давясь и бешено тряся головой, он лупил себя кулаками, пока вдруг остатки этого чёртова ненормального формакода наконец не вылетели всей массой вон. Собравшись в единый — всё ещё горячий! — ком, они рванулись обратно к выходу в земной мир, словно с той стороны кто-то дёрнул их нитку, после чего бесследно исчезли.
Андрей выполз из щели и упал на землю, жадно хватая ртом воздух.
Глава 12. Чёрный язык
— А ты уверен, что там не… ну, не знаю, безвоздушное пространство, например? — спросила Вера. — Почему ты думаешь, там можно выжить?
— Ну, на сто процентов я, конечно, не уверен, сам не был, но я видел там кого-то с головой, руками и ногами. Смутно, да, но фигура точно человеческая. И она, то есть он, в смысле человек, двигался. И вроде как говорил, что именно, я из-за мембраны не разобрал, но это точно был мужской голос. Нельзя говорить в безвоздушном пространстве.
— Это точно, — согласилась Вера, даже не улыбнувшись. — Вот только воздух — это ещё далеко не всё…
— Я понимаю твои опасения, — остановив машину на светофоре, Антон повернулся к ней. — И не предлагаю сигать туда прямо сейчас, но если тут начнётся… — он чуть не сказал «резня лампочек», но вовремя остановился, — в общем, если припрёт… — зажёгся зелёный сигнал, и он отвернулся, чтобы следить за дорогой.
— Не знаю… — Вера посмотрела в окно, вспоминая свои ощущения, когда радужная дверь в арке вдруг открылась. — Светак нырнул внутрь, и на меня навалилась такая тьма, а в ней — шорохи, у меня от страха волосы дыбом встали! Никаких фигур, голосов, чернота одна и как будто кто-то жуткий подкарауливает…
— Ну, так ты же тогда была не в кондиции, забыла? Сама мне рассказывала, как пробила защиту так, что потом все увечные светаки на тебя кидались высосать всё, что осталось.
— Но не только же в этом дело! Я ведь тогда ещё и светак там окончательно повредила: дёрнула, а он зацепился за что-то и практически пополам разорвался… А ты предлагаешь мне снова туда полезть! Если припрёт! Сам-то ты полез бы после такого?
— Так я и полез! Ты светаком дверь открыла, а у меня его нет, зато брошка Клавдии имеется. Силы в ней, разумеется, меньше, чем у светака, но кое-что есть… В общем, приколол я её себе на грудь, и — вперёд! Иду, будто резину растягиваю и чем дальше, тем труднее, — но я боролся. Сначала вокруг была только чернота, потом она стала светлеть, но сопротивление выросло настолько, что со всей мочи толкать приходилось. Ну, да ничего — я ведь сильный, сумел до такого места дойти, откуда уже что-то различить можно. Вот я и различил. Человека.