Пропыленные бархатные занавеси темно-лилового цвета тяжело свисали с потолка, отбрасывая широкие и густые тени.
— Куда вы пошли четырнадцатого марта, расставшись с Сизовым?
— Сюда, в Дом офицеров. У нас была работа.
— В котором часу вы расстались?
— Что-то около девяти.
— И пошли сразу в Дом офицеров.
— Да.
— Мне сказали, что четырнадцатого марта ваш джаз до двадцати двух часов десяти минут играл без барабанщика.
— Я вначале зашел в библиотеку.
— Взять книгу?
— Да. «Казаки» Льва Толстого…
— Интересная повесть.
— Еще не прочитал. Со временем совсем плохо.
— Это точно. Извините за старческое любопытство. Друзья ждут вас в буфете.
— Да что там! — ответил Жан. — Сизов был хороший парень.
Любопытства ради
Танго было старым, довоенным. Очень тоскливым и немного надрывным. Мелодия рождала банальные картинки томной, знойной жизни, свидетелем или участником которой Каиров никогда не был, но он видел такую жизнь в заграничных кинофильмах и даже слышал именно это танго в одном из них. Он забыл название ленты. Но кадры, как мусор, всплывали в памяти — берег океана, мужчина в пробковом шлеме и яркая женщина, с мольбой глядящая ему в глаза. Попугаи на пальмах, обезьяны…
Чужая тоска, чужие страсти. Дешевые, словно грим. И вот эта музыка, рожденная где-то далеко для других людей, для других печалей и радостей… Почему она здесь? Почему люди движутся в такт ей, повинуясь словно приказу? Хорошо это или плохо?
Подумать на досуге. Но когда он будет, этот досуг?
Выбравшись из танцзала, Каиров свернул под лестницу и увидел, что дверь в библиотеку приоткрыта. Он вошел. Роксан сидел по одну сторону перегородки, Татьяна — по другую. Роксан встал, он был обязан встать при появлении полковника. Спросил:
— Вам нравится наш джаз?
Татьяна смотрела настороженно.
— Я достаточно стар, чтобы любить такую музыку, — ворчливо ответил Каиров и посмотрел на Роксана неприветливо.
Роксан все-таки смутился, но виду не подал:
— Предпочитаете симфонии?
— Марши. Они напоминают мне дни моей молодости. — Каиров повернулся к Татьяне: — У меня к вам одна просьба. Не могли бы вы дать мне почитать «Казаков» Льва Толстого?
— Книга на руках. Ой, надо напомнить Жану, чтоб вернул. Он всегда так: возьмет и держит месяцами.
Каиров вздохнул, бросил взгляд на стул, однако не сел. Сказал:
— Так уж и месяцами! Может, человек взял ее совсем недавно.
— У меня отличная память. — Татьяна порылась в картотеке. Вынула абонементную книжку. — Смотрите, четырнадцатого марта. Он тогда еще просидел здесь чуть ли не весь вечер. Анекдоты глупые рассказывал.
— На нет и суда нет, — развел руками Каиров.
— Возьмите что-нибудь другое, — предложила Татьяна.
— Только из классиков.
— Есть Горький, рассказы.
— Это можно.
…Когда Каиров проходил мимо столика дежурного администратора, услышал голос Сованкова:
— Добрый вечер, товарищ полковник. Как жизнь?
Каирову нравился этот однорукий мужчина, по-житейски мудрый, приветливый. Он остановился, пожал ему руку. Откровенно сказал:
— День суматошный выдался. А годы уж не те.
— Старость не радость, — грустно согласился администратор. — Жизнь пролетает быстрее, чем сон.
— Сны бывают долгие.
— Есть люди, которые не видят снов.
— Есть. — Каиров хотел было продолжить путь, но вдруг спросил: — Вы хорошо знали майора Сизова?
— На нашей работе трудно сказать: хорошо, плохо. Скорее, поверхностно. Фамилия, имя. Номер комнаты, в которой живет… Ну и еще… В какое время уходит, в какое возвращается.
— Когда видели Сизова в последний раз, не помните?
— Очень хорошо помню. В тот самый вечер, четырнадцатого.
Уходя из гостиницы, Сизов положил на этот столик ключ. И можно сказать, мне доложил. Говорит: «Петр Евдокимович, если будут звонить из штаба, вернусь после двенадцати. С Мишей Роксаном к девочкам смотаемся…»
Ночь
— Страшно, — сказала Татьяна. — Сегодня останешься у меня.
— Раньше ты не позволяла мне этого, — спокойно ответил Роксан.
— В твоих словах я не слышу радости.
— В пять часов утра я выезжаю в Сочи за продуктами.
— Нельзя отменить поездку?
— Приказ может отменить лишь старший начальник.
— Я все забываю, что ты офицер.
— Нужно тренировать память.