Она не возразила. Она ссутулилась, сказала, глядя в землю:
— Люди обо мне не сильно заботятся.
— Даже наш разговор свидетельствует о неправоте твоих слов. За это время я успел бы составить протокол, допросив тебя как немецкую шпионку.
— Что я должна делать? — Она выпрямилась, посмотрела решительно.
— Ждите.
— Кого?
— Человека, который придет с паролем.
— Он убьет меня?
— Скорее всего, нет. Мы примем все меры, чтобы этого не случилось.
— А если он не придет?
— Это из области догадок. Наберитесь терпения.
— Если ко мне придут с паролем, как я сообщу вам?
— Об этом условимся. Сегодня же. До свидания. Не будем выходить вместе.
Каиров скрылся в аллее. Небо было хмурое. Листья не блестели. Чуть покачивались в ожидании дождя. Глухо гудели машины, двигались по дороге в порт. Каиров обождал, пока Татьяна вышла из сада, и только потом пошел к своей машине.
В особом отделе его с нетерпением ожидал Чирков. Первое, что сказал Каиров, войдя в кабинет, было:
— Нужно задержать Роксана.
И услышал в ответ:
— Интендант Роксан исчез. Утром он должен был ехать с автоколонной за продуктами, но на базу не явился, в управление тыла не приходил, дома не ночевал.
— Немедленно обеспечьте охрану Дорофеевой! — распорядился Каиров.
Шифровка
Вызвав командира комендантского взвода, Каиров приказал взять людей и тщательно осмотреть развалины и пустыри в районе улицы, где жила Татьяна Дорофеева. Он предполагал, что если Роксан стал жертвой, то убийца мог поджидать его лишь у дома Татьяны, потому что уже через квартал была площадь. И на нее выходило шесть улиц. Там постоянно дежурили военные и милицейские патрули. Другой конец улицы заканчивался тупиком. Гора там лохматилась зарослями шибляка. И еще был небольшой карьер правее улицы, за последними домами, утопающими в раздольных садах.
В штабе Чирков начал рассказывать Каирову:
— Мирзо Иванович, старшина Туманов задержал было Погожеву…
— Я все знаю… Тебе, Егор, привет от нашей милой санитарки. От Аленки.
— Она была в городе?
— Была — не то слово. Она опознала Погожеву.
— Труп в морге.
— Что при ней обнаружено?
Чирков открыл высокий желтый шкаф. На второй полке лежали: пистолет, портсигар, пудреница, стопка денег, хлебные карточки, записная книжка, клочок бумаги и черная женская сумочка.
— Сумку тщательно осмотрели?
— Так точно!
— Записная книжка?
— Ничего существенного… Самое любопытное вот это. — Чирков осторожно взял клочок бумаги. Он был размером в половину тетрадного листа. Желтоватый, плотный. Сложенный в несколько раз. На одной стороне — крупные буквы черной тушью:
С другой стороны лист был чистым.
— Что означает эта криптограмма? — спросил Каиров.
— Еще не выяснил. Тайнопись с обратной стороны. Обнаруживается только при нагревании. Потом опять исчезает.
Чирков положил клочок бумаги на стеклянный, молочного цвета, колпак настольной лампы, включил свет, прижал бумажку пальцами.
Вскоре, словно в проявителе, стали появляться колонки цифр…
— Шифр.
— Он самый…
— Знать бы, сколько времени потребуется нашим специалистам на его разгадку…
Гребень с секретом
Комната пропахла нитками. Запах ниток был здесь всегда, как и всегда были потолок, стены, окна, ножная швейная машинка марки «Singer» и портновские ножницы, где вместо второго кольца был продолговатый овальный проем, в который вмещались все четыре пальца.
Деньги кружили по комнате. Они кружили не так, как ветреной осенью кружат пожелтевшие листья, легкостью и расцветкой своей напоминающие неугомонных бабочек. Деньги летали тяжело, словно бумажные голуби. Это были крупные сторублевые купюры темносизого цвета.
Никогда раньше в жизни Жан Щапаев не видел такого обилия денег. Равно как и не видел в таком диком состоянии свою родную матушку Марфу Ильиничну.
Обезумевшая, с распущенными волосами, она ползала на полу, сгребая деньги растопыренными пальцами, которые казались ему в эту минуту клешнями пресмыкающегося. Она произносила какие-то нечленораздельные звуки. Но он понимал, что матушка по-прежнему выкрикивает слово: — Погубил! По-гу-бил!