– Тогда скажи, в чем постоянство?
– Во все содержащей Пустоте! Она же – Татхатагарбха, Дхармадхату и Алайя Вижняна, как ее не назови, она – сокровищница ума или иначе, по-вашему, – генетическая кодовая память бесконечных проявлений и убываний форм и идей. Как вода несет в себе пережитую информацию, так и пространство, в еще более совершенной ипостаси, несет в себе все сущее и несущее и, что самое важное, не сущее и не несущее…
–Заморочил ты мне голову, дух! Мы живем в других условиях, чем древние мудрецы!
– Увы, Мудрость неизменна, но формы и идеи зависят от причин и условий. Если очарован ими, то Мудрость омрачена неведением, как небо затянутое тучами и облаками. Их замысловатые формы притягательны, но они призрачны по своей природе и подобны миражу в пустыне или магическим фокусам глупого волшебника…
– Но человечество стремиться к совершенству!.. Технический прогресс, к примеру, или освоение космоса во благо цивилизации.
Дух-Мельчайшей-Песчинки тяжело вздохнул и ничего не ответил, погрузившись в крупицу, в уголке глаза Сусова. Илья подождал немного и вышел на свежий воздух. Вечернее пространство, упоенное свежестью и ароматом цветущих растений, вдохнулось в легкие сметенного чиновника и растворилось в организме, подверженном постепенному и неизбежному разрушению. Об этом не хотелось думать, но что с того, когда Истина непреклонна и неизбывна и ее не обмануть земными и небесными грезами, и не вместить в книги всех оксфордов, кэмбриджей и всех остальных библиотек Вселенной…
2
Шандор встал рано утром, принял душ, съел на завтрак яйцо всмятку и засел за ноутбук положив перед собой томик «Кодекс бусидо». «Последний контракт должен быть исполнен!»– подумал он, перемещаясь по виртуальной сети в поисках нужной информации. То, что заказчиком был Паук, Артур догадывался, но убедился только в тот день, когда брали Обмылка. Старая песня – одни негодяи заказывают других. Первый уже сидит и, думается, надолго. Второй сотрудничает с прокуратурой. А вот третий… На своей почте он принял кодированное письмо от Имярек, то есть Паука, с заказным контрактом на сумму с семизначными цифрами. Естественно, объектом был Сусов, а время ликвидации – день суда. Сумма оказалась настолько заманчива, что Шандор не переставал глотать слюнки, пока не закрыл крышку ноутбука. Такой куш у него был впервые! А, что Сусов? Ненасытные жлобы должны умирать, а хорошие люди – жить! Дочь его, Авдотья, вырастит, сама выйдет замуж и все поймет, глядя на нескончаемые человеческие страдания. Убедив себя в своей правоте, Артур пошел в цирк на Цветном бульваре, – встряхнуться и вспомнить свое прежнее ремесло клоуна…
На арене по-прежнему было празднично и весело. Под ободряющий марш Дунаевского, гимнасты летали под куполом, акробаты вытворяли головокружительные номера, канатоходцы и жонглеры срывали бурные аплодисменты, иллюзионисты ввергали в недоумение, царственные львы покорялись командам дрессировщиков, а клоуны смешили новыми плоскими репризами неразборчивых зрителей, визжащих от восторга и радости, сообразно броскому анонсу и купленным красочным билетам. И только Шандору было не смешно, но как-то грустно и неуютно, как будто он вступил в реку дважды и не почувствовал того упоенного переживания, которое испытывал под лучами прожекторов много лет тому назад. Словно, что-то необыкновенно привычное и родное утекло безвозвратно, и река обмелела от иссякшего источника. Может быть, это было и не так, а просто сам Артур по-другому воспринимал происходящее на арене из-за того, что коренным образом изменился и не в лучшую сторону. Как в том анекдоте про клоуна-пессимиста, уставшего от противоречивости жизни…
После представления, он направился за кулисы, представившись бывшим артистом шапито. Его не пропускали, но, оказавшийся рядом, сын одного бывшего артиста, занимавший немаловажное положение в цирке и помнивший его, из уважения к его клоунской профессии, разрешил походить по опилкам рабочих помещений, скрытых от посторонних глаз.
Пахнуло знакомым запахом пота и навоза, перебиваемые сладким ароматом дезодоранта, хлорки и духов. Раскрашенные и нарядные служители арены, с букетами цветов, разбредались по своим гримерным клетушкам, а рабочие сновали туда-сюда, складывая в надлежащие места цирковой инвентарь. В вольерах зверинца ревели слоны и рычали тигры. Мимо проскочила свора собачек с дрессировщиком в широких шароварах и большим бантом. В клетки привели скалящихся и прыгающих шимпанзе, и когда захлопнули дверцы, виртуозы манежа печальными глазами посмотрели на Артура. Его сердце сжалось, – он почувствовал, как будто это его заперли там, за металлической решеткой, до следующего праздничного зрелища для праздной публики.