Только тут Бодрак увидел, что помимо арки-портала, в помещении находятся стеллажи с аманратами-накопителями разного размера, сваленными в неаккуратные кучи эрдами и заготовками для них, да и просто всевозможным хламом.
- Доставай свою цацку, дружище, - поторопил Сетму Шельмец, и молодой маг нехотя подчинился.
Повертев ожерелье в руках, и внимательно осмотрев его со всех сторон, Громада поднял взгляд на ожидающего его вердикта, Бодрака.
- Что же, вещица старинная, сделана качественно, так что могу предложить за нее пятьсот золотых, - заявил коротышка, и прежде чем Оурвик или Сетма попытались ему возразить, жестко добавил: - Торговаться не буду. Либо так, либо – пошли вон отсюда.
Хоть цена и была сильно занижена, но другого выхода у Бодрака все равно не было. Поэтому ему пришлось сказать:
- Мы согласны.
Флинт рассержено фыркнул, но вмешиваться в происходящее все равно не стал – видимо знал, что спорить с Громадой бесполезно.
Коротышка достал из закрытого ящика одного из стеллажей объемный кожаный кошель, и передал его Сетме со словами:
- Можешь пересчитать, здесь ровно пятьсот.
Бодрак кивнул, отдал ожерелье новому владельцу, и повернувшись к Шельмецу, спросил:
- Сколько ты хочешь за посредничество?
- Пятьдесят золотых меня вполне устроят, - хитро сверкнув глазами, ответил тот.
- Пятнадцать, и не монетой больше, - отрезал Сетма, под одобрительное хмыканье Громады.
Как ни странно, Флинт спорить с Бодраком не стал – видимо, заранее знал, что названная им первоначальная сумма его не устроит и просто решил попробовать – вдруг пройдет.
Отсчитав Шельмецу положенную долю, Сетма вновь обратился к Громаде:
- Мне нужно попасть в Асгалот, а оставшиеся деньги обменять на монеты королевства.
- Это обойдется тебе недешево, парень, - прищурившись, ответил коротышка, и неожиданно похлопав магу по сгибу локтя, произнес: - Но я готов оказать тебе такую услугу.
Обменяв золотые на королевские рины, Сетма еще раз пересчитал получившуюся сумму, которая оказалась не столь уж и внушительной и, повинуясь приглашающему жесту Громады, шагнул в переливающееся марево портала, даже не оборачиваясь назад.
Желудок тут же словно ухнул куда-то вниз, а перед глазами закрутился-замельтешил разноцветный вихрь, уносящий молодого мага сквозь пространство.
***
Катакомбы главного храма Эндама представляли собой хитросплетение подземных ходов, часть из которых выводила к кифритам – помещениям, в которых тело усопшего подготавливали к дальнейшему погребению. Сами же усыпальные ниши с телами священнослужителей находились на нижних ярусах, вход в которые посторонним был строжайше запрещен и любому нарушившему этот запрет и потревожившему покой мертвых, грозило суровое наказание.
Ульрик Гильм двигался по узкому каменному коридору вслед за молодым молчаливым послушником. Свет от факела в его руках неровным оранжевым пятном падал на древние стены, выхватывая из темноты серые таблички-указатели.
- Пришли, милорд, - через какое-то время произнес послушник, останавливаясь у входа в западную кифриту и пропуская рыцаря вперед себя.
- Подержи-ка, - обратился к юноше Ульрик, передавая ему свой факел и, склонив голову, чтобы не удариться ей о низкий свод проёма, вошел в небольшое квадратное помещение с длинными лавками вдоль стен, на которых обычно покоились, дожидаясь своего часа, тела.
В этой кифрите сейчас было лишь два мертвеца, и рыцарь без труда отыскал нужное. Он отвел край грубой серой ткани, вглядываясь в застывшее восковой маской лицо мальчика, на котором багровыми полосами выделялись длинные алые следы, оставленные ногтями, словно несчастный пытался содрать с себя кожу.
- Как давно это случилось? – глухим голосом спросил Ульрик, возвращая ткань на место и отступая от лавки на шаг. На душе было скверно, хотя он и был готов к подобному исходу.
- Вчера вечером ему поднесли "чашу милосердия", чтобы облегчить страдания, - негромко отозвался послушник, - Рыцарям, которые доставили его сюда, не сразу удалось разглядеть подступающее безумие. Рассудок мальчика был отравлен еще до того, как он оказался за стенами храма.
"Внук рыбака из деревни близ реки Эмбы" – вспомнил Ульрик, - "Он первым прибыл в столицу вместе с отрядом сира Тинтаса, и первым же пал жертвой проснувшегося в нем, Мракового дара"
Сколько их таких было и сколько еще будет? Ответа на это рыцарь не знал, но с каждым разом, что ему доводилось спускаться в эту кифриту, ненависть по отношению к магам в его душе крепла, набирая мощь подобно лавине, спускающейся с горной вершины. Коссхи были проклятием его народа – паразитами, извести которых несмотря на все усилия никак не получалось. Маги лезли через свои пространственные щели, брали их женщин и пили соки их святой земли, не заботясь о последствиях и не боясь гнева Всевышнего, так как в преступной ереси своей отвергали само его существование.
Ульрик понимал, что ненависть точит душу, пятная ее и оставляя после себя уродливые червоточины, но был слишком слаб для того, чтобы раз и навсегда отринуть её. Личные мотивы, разумеется, не могли послужить достойным оправданием, но давали надежду на искупление. Не сейчас – потом, когда Ульрик Гильм наконец отложит свой меч и полностью посвятит себя Всевышнему.
После полумрака катакомб, дневной свет почти что ослепил мужчину, так что ему пришлось зажмуриться и прикрыть глаза ладонью.
Рыцарь направился в сад, надеясь переговорить с Его Высокопреосвященством о непростой ситуации на восточных границах. Не так давно, ему снова донесли о халийцах, бесчинствующих на окраинах Асгалота, но военные отряды Его Величества, отчего-то не спешили вмешиваться в происходящее, лишь изображая некую видимость действий. Это наводило Ульрика на определенные безрадостные мысли, делиться которыми, сейчас, он не рискнул бы даже с епископом Галлом. Однако бездействовать и наблюдать за происходящим со стороны было не в его характере, посему он намерен был испросить разрешения у Его Высокопреосвященства на то, чтобы лично отправиться к восточной границе и разобраться с безбожниками Халиата.
В этот раз, епископ Галл прогуливался по саду не один – рядом с ним шел мальчик лет десяти, облаченный в длинную светлую тунику и сандалии.
Ульрик не смог сдержать своего удивления, когда понял, что это второй ребенок, доставленный в Эндам его рыцарями. Судя по легкому свежему румянцу на лице и живому любопытному взгляду без малейшего признака подступающего безумия – мальчишка был абсолютно здоров. Но Ульрик прекрасно знал, что пока не минует положенный срок, определенная опасность пробуждения дурной крови все равно существовала и по сему, с ребенка не следовало спускать глаз.
- Приветствую тебя, сын мой, - с обычной теплотой и радушием обратился к рыцарю Его Высокопреосвященство, жестом отсылая мальчика обратно в храм.
Проводив ребенка задумчивым взглядом, епископ Галл произнес:
- Славный отрок. В его душе живет истинная вера, и я буду молить Всевышнего о том, чтобы он избавил дитя от страшной участи.
- Я тоже буду молиться об этом, Ваше Высокопреосвященство, - сказал на это Ульрик, и после недолгого молчания добавил: - Увы, большего от нас не зависит.
- Что слышно о третьем ребенке? – спросил епископ Галл, переплетая пальцы на объемном животе, - Как скоро его доставят в столицу?
- Сир Ригман уже должен был прибыть в Бор, - быстро подсчитав в уме дни, ответил рыцарь, - Полагаю, они будут в Эндаме к исходу месяца. Однако меня беспокоят халийцы на границах – как Вы помните, Бор находится как раз в восточной части королевства и хотел бы лично…
Его Высокопреосвященство вскинул руку, призывая Ульрика к молчанию, и покачав головой, произнес:
- Мне не следовало бы отпускать тебя из столицы сейчас, но я вижу решимость в твоих глазах и не буду противиться твоему решению, сын мой. Люди должны узнать и запомнить, кто именно встал на их защиту в час нужды. Ступай же, Ульрик Гильм, и исполни то, что должно.
Рыцарь, приняв благословение от Его Высокопреосвященства, быстрым шагом покинул территорию храма. Ему предстояло много дел.