Звено, которое он вел аккуратным клином, состояло из таких же, как и у него, истребителей-бомбардировщиков F\A-38. Следом, на чуть большей высоте шли менее шустрые B-23M3, и уж совсем высоко - тройка B-111, которые сегодня боевых бомб не несли, но должны были подвесить осветительные "фонари" и сделать фотоснимки мишени сразу после удара.
На границе гор пилот легким движением штурвала, продублированным гидроусилителем, заставил самолет задрать нос до 35 градусов, набирая высоту до десяти тысяч. Несмотря на то, что его звено заметно сбросило скорость, Пилот заметил в зеркальце заднего обзора, что B-23 отстали еще сильнее - видимо, и они сейчас надбавили газу, забираясь повыше... С таким грузом и массой, - немудрено... Пилоту нравилась его легкая "ласточка", которая несла нагрузку без натуги, и он в который раз подумал, что никогда бы не стал летать на драндулете вроде B-20 или B-23, хоть тем и платят, надо признать, побольше. Не потому больше, что они чем-то лучше, а потому - что у них летных часов выходит как грязи! Если бы его F\A гоняли каждый вылет на шестьсот миль в один конец, он бы тоже ел с серебра, будто лендлорд. Пилот не был лендлордом. Он не был даже просто дворянином, происходя из семьи книготорговцев среднего достатка, и стал Пилотом благодаря отменному здоровью и вовремя оконченной дорогой частной школе, на которую его родители копили много лет...
Когда облака оказались почти на тысячу футов ниже днища его самолета, Пилот вручную сменил положение нагнетателя, слегка убавил газ и выровнял машину короткой серией движений рук и ступней. Его звено, ведущее звено авиакрыла лучшей гвардейской горной дивизии, повторила его маневр как помноженное в двенадцать раз отражение в зеркале.
- До цели минута полета, - коротко сообщил он, с удовольствием наблюдая, как звено перестраивается, из клина уступом вправо, в ровную цепочку с ним во главе, - Курс прежний, высота - "10". Строй держим, работаем по моей команде.
Самолеты шли ровно, не дергаясь и не выполняя контрзенитных маневров - даже на учениях так на цель не заходят. Но Пилот был спокоен. Это было его Небо, и сейчас никто в радиусе тысяч миль не мог ему угрожать... Он вел машину вперед по прямой, рассчитывая курс не только по компасу, но и глядя на пики Мглистого через остекленный вырез под ногами, в обтекателе кабины... В этот момент прямо по курсу (не подвели навыки и приборы!) впереди вспыхнул яркий огонь, сначала один, затем второй... Баллоны-корректировщики, значит, уже подвесили над целью ярко-красные маркеры-осветители на парашютах. Пилот еще раз сверился с радиокомпасом, глянул зачем-то на восток, на восходящее далеко-далеко зарево солнца, которого даже с такой высоты еще не было видно, и мягко потянул на себя рычаг переключения тяги.
Несколько секунд Пилот ожидал, пока зарево шести горящих маркеров не окажется прямо под ним, затем коротко бросил в ларингофон:
- Внимание! Мы над целью. Начинаем работать.
И, уже не слушая подтверждения приказа, до отказа выключил тягу обоих двигателей, выставил максимальный шаг винта, закрыл заслонки радиаторов и, с сочным щелчком, откинул с потолка фонаря кабины прозрачную пластину визира коллиматорного бомбового прицела. Затем, быстро теряя горизонтальную скорость, привычно выпустил тормозные щитки и упал на правое крыло, направляя нос вертикально вниз. В ушах зашумело, и пилот привычно почувствовал сначала невесомость, а потом прилив крови к голове. Но он приучился не обращать внимания на мелочи... Прицел был выставлен на скорость 260 миль в час и высоту - три с половиной тысячи футов. Значит, надо держаться в этих пределах, чтобы бомбы легли туда, куда надо... Ориентироваться на приборную скорость в пикировании нельзя, только на истинную, которую можно распознать по личному опыту, а вот с высотой проще, - когда его самолет пересечет нужную, сработает сирена альтиметра.
Он пикировал примерно шесть секунд, выравнивая полет триммерами, и наметил точку для удара, накрыв перекрестием нитей прицела глубокую впадину между какими-то башенками. Цель бомбежки - инсургенты, засевшие в подвале, так что следует уложить свои бетонобойные бомбы из расчета на пробивание перекрытия в самом тонком месте...
Когда Пилот уже услышал звук сирены, предупреждающей его о достижении нужной высоты, ему почудилось какое-то движение внизу, в поле его видимости. Перегрузки уже заставляли его мозг плотно сжаться в черепной коробке, лицо покраснело, а в глазах потемнело, однако он был уверен, что не ошибся, - какие-то тени мелькнули в свете "фонарей", горящих со всех сторон от крепости.
"Ну и ладно", - подумал Пилот отстранено, нажимая клавишу сброса бомб, и ощущая, как автомат прицела начинает выравнивать машину сразу после их срыва с подвесок... Он только ненадолго забыл, что он не на учениях, где живых людей бомбить, конечно же, нельзя.
Сейчас от его фюзеляжа оторвались два продолговатых оперенных снаряда, пролетели по инерции еще с секунду и от них отделились парашюты, вызывающие резкое торможение бомб и стабилизирующие их строго над целью. Затем парашюты отстрелились, и включились ракетные ускорители на специальном порохе, с места разогнавшие бомбы до скорости восьмисот пятидесяти миль в час. Бомбы летят уже строго вертикально, и попадают в цель с очень небольшой погрешностью...
Их толстые корпуса, с наконечниками из закаленной высокопрочной стали, насквозь прошибают, одну за другой, перегородки подвала цитадели. Затем срабатывает взрыватель замедленного действия и двести сорок фунтов особо мощной бризантной взрывчатки выбрасывают наружу гейзер из осколков породы, выбитых каменей и микроскопической каменно-пыльной взвеси, а уж о том, что творится во внутренних помещениях, лучше и не думать... Весь этот хлам накрывает многие десятки акров площади, и тем, кто сейчас на цитадели, не поздоровится. Это точно. Жаль, конечно, подумал Пилот, что бомбометание остальных его ребят уже не будет таким точным - им помешает прицелиться это самое облако от его попадания, да и рука еще не у каждого из них в нужной мере твердая. Но в любом случае, они сработают чище этих важных шишек с B-23, задача которых, - тривиально залить пирогелем всю эту чертову скалу...
Пилот уже не полагался на автомат прицела, и постепенно выравнивал самолет вручную, по мере подъема добавляя сектор газа и втягивая щитки. Наконец, он увидел небо над фонарем кабины, и в тот же момент услышал гулкий разрыв своих бомб, воздушная волна от которого встряхнула даже его прочную "ласточку". Его самолет уже был на безопасной дистанции, и он мог спокойно отвести машину в сторону, чтобы на втором заходе оценить нанесенный крепости ущерб, но тут к звуку ревущих двигателей добавился новый, странный и непривычный - пронзительный свист откуда-то с хвоста. Черт, неужели повредил осколком камня оперение?! - успел подумать Пилот, прежде чем разглядел в зеркальце заднего обзора какие-то ослепительно-белые стрелы, выпорхнувшие ему вслед со стороны темной громады цитадели... То, что именно они, непонятные снаряды, ничуть не похожие на трассеры, плотным пучком несущиеся следом, и являются источником свиста, Пилот понял только после страшного удара в правый киль, который заставил самолет завалиться на бок...
Пилот окинул машину взглядом, пытаясь понять характер повреждений, но в этот момент новый удар прямо в фонарь пробил плексиглас, бронеспинку и самого Пилота насквозь, в кабине хлопнул взрыв, разметавший его внутренности по остеклению и приборам... Еще теплая, но уже мертвая рука Пилота выпустила РУС, и под воздействием единственного уцелевшего крыла машина, объятая черным дымом, сорвалась в сумасшедший штопор.
В наушниках Пилота были слышны крики ведомых, - сначала: "Бомбы сброшены! Я попал!", потом: "Первый, ты где?!", потом, истошно: "Первый, прыгай, прыгай уже, мать твою налево!!!"...
Но он так и не прыгнул, долетев вместе со своей машиной до дна ущелья и растворившись в ало-черном облаке жирного бензиново-масляного взрыва... Чуть позже недалеко от места вспышки упало крыло, оторванное первым попаданием.