Однако нельзя не признать, что, несмотря на все усилия, объем доступной нам информации остается весьма ограниченным. Помимо уже упоминавшихся трудностей с доступом к советскими документам остаются совершенно недоступными китайские материалы, имеющие в данном случае особое значение. Наконец, нет пока никакой возможности работать в архивах самой Северной Кореи, которая, несмотря на перемены последнего десятилетия, остается обществом репрессивным и крайне закрытым. Нет сомнений, что с течением времени станут доступными новые документы московских архивов (не говоря уже об архивах пхеньянских и пекинских), и некоторые из этих документов заставят нас пересмотреть многие представления о политической истории Северной Кореи в конце 1950-х гг. Однако и ставшие доступными в последние годы материалы содержат значительный объем новой информации об «августовском инциденте», роли оппозиции в северокорейском руководстве летом 1956 г., а также о той общественной и политической ситуации, которая, с одной стороны, сделала возможным выступление против Ким Ир Сена, а с другой — предопределила его неудачу.
Имеющаяся у нас информация распределяется крайне неравномерно: об одних событиях мы знаем гораздо больше, чем о других. Это досадно, но неизбежно. Например, из-за того, что советские дипломаты тщательно отслеживали подготовку августовского пленума, мы имеем достаточно надежную информацию о внутриполитической ситуации в июне и июле 1956 г. — такая информация хорошо отражена в «записях бесед». Однако при оперативном обсуждении с Москвой происходящих событий советское посольство в КНДР обычно использовало шифртелеграммы, которые остаются засекреченными и по сей день. Инструкции Москвы также отправлялись в Пхеньян телеграфом и в силу этого остаются недоступными для исследователей. Это означает, что мы многого не знаем о советской реакции на развертывавшиеся в Пхеньяне драматические события.
Следует отметить, что в нашем распоряжении нет полного отчета о решающем противостоянии, которое развернулось на пленуме ЦК утром 30 августа 1956 г., хотя нет сомнений в том, что эти события с максимальной полнотой описаны в тех шифртелеграммах, которые отправлялись в МИД в конце августа и начале сентября 1956 г. Не имея возможности работать с этими документами, мы реконструировали ход событий по менее надежным источникам (которые, кстати, тоже впервые вводятся в научный оборот). Другой пример — это материалы о состоявшемся в сентябре 1956 г. пленуме ЦК ТПК, на котором присутствовала советская делегация во главе с Анастасом Микояном. Нет сомнений, что где-то в Москве хранится детальный отчет об этой важной поездке. Однако поскольку группа А. И. Микояна официально называлась «партийной» (а не «правительственной») делегацией, то этот документ оказался в партийных архивах, которые были закрыты даже в начале 1990-х гг. В результате доступные нам материалы о самих пленумах существенно уступают по полноте имеющейся у нас информации о событиях, которые предшествовали пленумам и последовали за ними. В то же самое время мы располагаем достаточно подробными сведениями о репрессивных кампаниях, которые были развёрнуты после провала «августовской оппозиции». При этом особое внимание в документах уделяется положению советских корейцев в 1956–1960 гг., в то время как судьбы остальных фракций часто остаются вне поля зрения доступных нам источников. Можно приводить и другие примеры, но главной проблемой остается неравномерность освещения событий, связанная в первую очередь с самим характером доступных нам источников.