— Можете мне поверить, — говаривал он слушателям, — чего ради я стал бы врать и обманывать вас? У меня нет ни прежней бодрости, ни здоровья, мне в жизни не посчастливилось, я проболел полтора года, да и с тех пор прошло ещё полтора, поневоле тут задумаешься и начнёшь говорить правду.
— А чем же это ты болел? — последовал вопрос. Август в ответ:
— Меня укусила ядовитая муха.
— Как это? Что за муха такая?
— Вы себе даже и представить не можете. Сложите, к примеру, десять шпанских мушек, так вот все они вдесятером ничто по сравнению с той, что укусила меня.
Народ содрогнулся и приумолк. Человек, в котором яд от десяти мух, навряд ли станет врать. Да, так о чём он начал говорить?
И Август повторил свои слова:
— Поллен погружён во тьму. По вечерам зажигают допотопную парафиновую лампу, хоть смейся, хоть плачь. Ведь как обстоит дело в других городах? Повернёшь такую пуговку в стене, и по комнате словно разливается солнечный свет, даже глазам больно.
Жителям Поллена уже доводилось про это слышать.
— Или взять телефон. Вы могли бы сидеть в этой комнате и разговаривать с кем-нибудь в другом месте. Или вызвать доктора, когда есть опасность для жизни. Кто из вас вообще знает, что такое телефон?
Жителям Поллена доводилось и про это слышать.
— Ха-ха-ха! Слышать слышали, а палец о палец не ударили! Возьмите, к примеру, фабрику рыбной муки. В заливе сельди немерено, словом, сырья выше головы. Тогда где же, скажите на милость, такая фабрика? Разве не надо использовать небесные дары? Есть такое понятие: индустрия, вот она-то и делает страну богатой.
Слушатели и тут утвердительно кивнули. Только где им прикажете взять деньги?
— Где, где! А как поступают в других местах, во всех странах, где я побывал? Каждый берёт на себя свою долю, люди скидываются, и выходит целая гора денег. Если из тысячи каждый внесёт по сотне, то и выйдет сто тысяч крон.
— Сто тысяч! — вскричали слушатели.
— Ну если этого, по-вашему, слишком много, тогда могут скинуться пятьсот человек и внести по пятьдесят крон. Всё равно получится двадцать пять тысяч. За эти деньги я берусь поставить здесь хорошую фабрику.
— Это конечно! — отвечали ему слушатели, но тут же начали возражать. Ну у кого из них найдётся лишних пятьдесят крон? Да во всём селении можно насчитать от силы десять человек с таким состоянием.
Тишина.
— Н-да, — медленно произнёс Каролус, бывший староста, который хотел, чтобы его и впредь считали важной личностью, и потому говорил медленно, — пятьдесят крон можно бы и выложить...
— Это тебе можно! — сказали другие, тем самым выказывая ему уважение.
Тут Август разгорячился:
— Почему здесь всё невозможно? Деньги? Можно ведь основать банк и брать у него деньги взаймы.
— Это как же так?
Август растолковывает:
— Деньги меня меньше всего беспокоят. Если представить в банк смету, они нам дадут денег, я всё обговорил с капитанами рыболовецких судов в заливе, они подпишутся, а другие банки наверняка войдут компаньонами в наш банк, так что перспективы у нас самые благоприятные. И по чести говоря: разве это плохая идея, чтобы управа взяла кредит в банке? Вот ты, Йоаким, ты же староста, что ты думаешь по этому поводу?
Йоаким с величайшей серьёзностью:
— Тут есть о чём порассуждать.
Каролус тоже не пожелал оставаться в тени, он одобрительно кивнул насчёт того, что селение может взять кредит в банке.
— Всякий раз, когда ты приезжаешь, ты что-нибудь да придумаешь, — уважительно говорят люди Августу.
Как будто банк и фабрика по переработке рыбы — дело уже решённое.
Август надувается от важности.
— Я немало поездил по нашей благословенной земле, — говорит он. — Но сейчас я в первую очередь думаю о другом: почему это у вас в Поллене до сих пор нет почты?
— А ведь и правда, — говорит народ, — нет у нас почты.
— Нету, нету, вот ящик почтовый у нас есть, а почты нет.
— Нет у нас почты, жалость-то какая, нет у нас почты.
— Эй, Теодор, заткнись! — выкрикнул кто-то, решив, что слышит голос Теодора.
— А это вовсе и не Теодор! — доносится из сумерек.
— Теодор отправился на юг с закладным письмом.
— Ха-ха-ха!
Всеобщее веселье.
Йоаким привстал с места; в гостиной уже стемнело, и сами переговоры пошли не по тому пути, и кое-кто среди молодёжи начал щипать и щекотать друг друга, раздались крики. Комната медленно пустела.
А Каролус продолжал сидеть. Он сказал:
— Однажды, в своё время, — он имел в виду то время, когда был старостой, — я переговорил с влиятельными людьми из Верхнего Поллена насчёт почты, но они не пожелали участвовать. Это были пастор, и ленсман1, и доктор, но ведь у них и так есть почта перед самой дверью.
Август задумался над его словами. И вдруг все услышали, как он щёлкнул пальцами и воскликнул:
— Значит, почту надо ставить здесь! Какое нам дело до влиятельных людей из Верхнего Поллена, мы сами займёмся этим, вся округа, каждый взрослый человек! Ты, Йоаким, напиши подробный документ, а я буду ходить из дома в дом и собирать подписи, можешь не беспокоиться. — Он прервал свою речь, дожидаясь, что ответит Йоаким.
А Йоаким вдруг и сам увлёкся, план хорош, если все возьмутся, может, и выйдет. И потому он осторожно сказал:
— Вполне возможно.
Август оживился:
— Неудачи не будет, благослови тебя Бог! Сюда каждый год наверняка приходит сельдь, что же, прикажете капитанам и матросам идти целую милю, только чтобы опустить письмо в ящик? Я просто сам себя готов оттаскать за волосы. А к тому же неужто вся наша округа, неужто полленцы никогда не пишут писем, неужто ты сам никогда не пишешь начальству и королю какие-нибудь отчёты? Подумай как следует.
Пришлось Йоакиму согласиться с Августом.
— А Поулине у нас будет заведовать почтой, — сообщил Август, тем самым включив и её.
Всё вышло, как и хотел Август. Староста Йоаким в письменном виде изложил, как у них обстоят дела с почтой, Август же без устали ходил по селению и собирал подписи. Он не был особенно придирчив, поэтому иногда на листе оказывались подписи несовершеннолетних, но, когда Йоаким указал ему на это обстоятельство, Август посмотрел на него невинным взглядом и в своё оправдание сказал, что давно здесь не был, а потому не всех и знает. Хуже, конечно, было, когда на листе оказывались подписи покойников. Например, Август должен был побывать у Юсефине из Клейвы, чтобы заручиться и её подписью, но добраться к Юсефине можно было только на лодке, а лодки у него под рукой не оказалось. Поэтому Август, полагая, что и Юсефине не захочет остаться в стороне, ничтоже сумняшеся сам вывел её подпись.
А вечером того же дня он узнал, что Юсефине давно умерла.
— То есть как это умерла? — вскричал Август. — С чего вдруг?
— Чего не знаю, того не знаю, — отвечал Йоаким, — но только придётся тебе её вычеркнуть.
Август:
— Хорошо, я подумаю. Она была такая живая и деятельная, да только заикнись я об этом, она бы наверняка подписалась.
Йоаким просмотрел подписной лист и обнаружил в нём много неточностей: помимо покойников там расписались и люди, которые уехали много лет назад, люди, которых в своё время Август знал, а потому и вписал по собственному усмотрению, среди них был и Эдеварт, старший брат Йоакима, и жена его Лувисе Магрете тоже.
— Зря ты их вписал, — сказал Йоаким.
— Почему зря? Может, они объявятся здесь через недельку-другую. Я жду ответа из всех американских консульств. Отдай мне список, — завершил он, чтобы помешать Йоакиму дочитать до конца.
Вдруг Йоаким вздрогнул и закричал:
— Отец! — Да, да, его умерший отец тоже здесь присутствовал.
Август принялся извиняться и объяснять. Тут-де нет никакого греха, он просто не мог не записать отца старосты, ничего тут такого нет.
1
Ленсман — государственный чиновник, представитель полицейской и податной власти в сельской местности.