Вдобавок ко всему быстро выяснилось, что раскол в рядах офицеров-роялистов вот-вот грозит обернуться взрывом. Карл был направлен в западные графства, чтобы «своим присутствием, руководством и авторитетом способствовать примирению различных группировок и отдельных лиц». Но эту задачу вряд ли можно было решить. Командовать местным гарнизоном король назначил лорда Горин-га, человека, несомненно, отважного и энергичного, однако же ветреного и дружащего с бутылкой. Уже в начале войны Горинг зарекомендовал себя незаурядным военачальником, но поощряемое им мародерство сделало его имя ненавистным среди гражданского населения, а пьянство и грубость подрывали популярность в войсках. Хуже то, что Горинг не умел ладить со своими же товарищами-офицерами. Отдавать и выполнять приказы в такой атмосфере было чрезвычайно трудно, и, по мере того как положение короля на западе становилось все хуже, юный Карл на собственном опыте убеждался, каково быть в окружении способных, но тщеславных людей, которые заботятся о собственной репутации не меньше, чем о достоинстве короля.
Хайд чувствовал, что пришла пора готовить принца к е го будущему жребию. Приобщая мальчика к искусству политики с ее хитроумными ходами и компромиссами, он настоял на его присутствии на всех заседаниях Совета, чтобы тот мог «оценить состояние дел, а также научиться и самому высказаться, и других выслушать». Будучи ментором по природе, Хайд считал такие уроки просто необходимыми. Доныне, утверждал он, «Карл практически не вникал в дела и не прилагал должных усилий к тому, чтобы развивать свои ум и сознание, как это требуется в его годы и положении». Хайд постоянно журил своего воспитанника за невнимательность и праздность и, кажется, не замечал, что наблюдательный принц воспринимает все происходящее вокруг него с жадным интересом незаурядного подростка.
В свои пятнадцать лет Карл был высоким, подвижным, чрезвычайно чувственным молодым человеком. Его грубоватая внешность и мрачное выражение лица менее всего отвечали тогдашним нормам красоты. Большой чувственный рот выдавал в нем пренебрежение к окружающим, как, впрочем, и некий животный магнетизм; смолоду в нем было развито и властолюбие. Кое-кто считал, что подобные свойства можно использовать в самых разных целях. В эти дни, участвуя в подготовке солдат в Бриджуотере, принц сблизился со своей старой кормилицей Кристабеллой Уиндэм. В этой женщине, утверждал Хайд, нет ничего женственного за вычетом пышного бюста, и его-то миссис Уиндэм и использовала, чтобы завоевать доверие юноши и извлечь из этого разнообразные выгоды для себя и своей семьи. Кормилица играла на естественном непослушании Карла, пытаясь настроить принца против Совета и отзываясь о его наставниках «пренебрежительно и с презрением». Помимо того, она откровенно, на публике, демонстрировала свою близость к сыну короля, что Хайд находил совершенно неподобающим.
Хорошо зная, как легко Карл поддается влияниям, миссис Уиндэм начала выманивать у него землю. Хайд предостерег принца, кормилица огрызнулась и в конце концов зашла в своих «военных» действиях так далеко, что заявила Карлу, будто в бедах, свалившихся на страну, повинен не кто иной, как его отец. Возмущенные члены Совета отправили королю депешу, и он немедленно велел сыну вернуться. Но что примечательно: Хайду так и не удалось узнать, насколько всерьез принц принял сказанное ему кормилицей. Карл был смышленый мальчик, он рос в годы войны, а эти годы учили, что в мире, где сложившиеся понятия сдвигаются, лучшее — улыбаться всем и держать свои мнения при себе. Со временем эта манера войдет у него в обыкновение.
Тем не менее принцу Карлу приходилось все время быть на виду. Западные графства, в которых он находился, сильно страдали от опустошительных набегов военных, а в некоторых местах люди даже платили двойную дань, которую солдаты и офицеры Горинга собирали с такой жадностью и беспощадностью, что вызывали к себе настоящую ненависть. Как и в других графствах страны, местный люд начал объединяться в ассоциации — клубы. Для них это была последняя линия обороны против тех, кто покушался на их дома. К принцу пришла делегация. Понимая, какая угроза исходит от этих людей, он принял их со всею лаской и вниманием. «При виде ваших страданий, — говорил он, — сердце мое сжимается». Карл обещал помочь, но при этом заметил, что его беспокоят многолюдные несанкционированные митинги: «К вам могут присоединиться люди неблагонамеренные, они подтолкнут вас к действиям, о которых вы и не помышляли». Заключил он приблизительно так: «Что нам всем нужно, так это сильная армия, которая обеспечит всеобщий мир. Наверняка среди вас найдутся готовые в нее вступить. Надо лишь назвать име-На > и я лично прослежу, чтобы все были обеспечены ружьями и патронами». Одновременно Карл — что в полной м ере проявится в годы его деятельности как зрелого политика — вел закулисную игру: он приказал Горингу положить предел вышеупомянутым митингам. Горинг повиновался, но клубы, понимая, в чем состоит их преимущество, переметнулись на сторону парламента и его мощной армии «Новой модели».
Именно эта армия нанесла 14 июня 1645 года сокрушительное поражение роялистам при Нэсби. На публике король пытался сделать хорошую мину при плохой игре, заявив, что его «ничуть не обескураживает последняя неудача», но из переписки с сыном явствует, что на самом деле он думал и чувствовал совершенно иначе. Больше всего его заботила безопасность сына да и собственное положение тоже. «Сейчас самое время, — писал он, — начать готовиться к худшему… Хочу, чтобы Вы знали: мое желание состоит в том, чтобы, как только у Вас возникнет опасность попасть в руки мятежников, немедленно переправиться во Францию, где о Вас позаботится Ваша мать; она обладает необходимыми полномочиями руководить Вами во всех делах за вычетом религии». Это был приказ, которому принц должен был подчиниться безоговорочно. Но Совет пришел в ужас. Бегство из Англии станет открытым признанием поражения, что же касается Франции, то от нее исходит угроза католицизма. Король со свойственной ему нерешительностью изменил свое мнение, заявив, что лучше Дании места для сына не найдешь. Хайд, в свою очередь, выдвинул в качестве альтернативы Шотландию и Ирландию. Обе эти страны хотя бы принадлежали короне. Тем не менее он тоже считал, что бегство — это последняя возможность, и, когда Ферфакс и армия «Новой модели» подошли к Бристолю на опасно близкое расстояние, решено было, что лучше всего переправить наследника престола в самые удаленные районы запада.
Истощенное королевское войско могло теперь вести лишь оборонительные сражения, да и то практически безнадежные. Хитроумный Горинг пытался еще огрызаться, но с армией «Новой модели» тягаться ему было не под силу, и у Лэнгпорта он потерпел тяжелое поражение. Отступая на запад, его армия постепенно начала распадаться; Фер-факс же принялся за строительство крепостей по всему поперечнику Англии, в результате чего принц с остатками роялистского войска оказался бы заперт в Девоне и Корнуолле. Оттуда им и предстояло наблюдать крах всех надежд. Утративший всякие иллюзии Горинг бежал за границу, и отныне, по словам Хайда, роялистская армия представляла собою скопище людей, которых «боятся лишь собственные друзья, враги же насмехаются». Хоптон держался до последнего в Торрингтоне, но ночная атака, предпринятая Ферфаксом, обратила его людей в бегство, и когда членам Совета, укрывшимся в Пенденнис-Касл, стало известно о безумном плане пленения принца, было принято единственно разумное решение — отойти к самым удаленным границам королевства. Фрегат, которому предстояло доставить Карла в безопасное место, находился «в состоянии часовой готовности», и в понедельник 2 марта, в десять вечера, принц Уэльский в сопровождении Хайда, Калпеп-пера и Беркшира отплывал к островам Силли.
После трудного тридцатишестичасового путешествия, в ходе которого команда выпотрошила багаж пассажиров, судно бросило якорь у Св. Марии, главного острова архипелага. Условия, в которых оказалась королевская свита, трудно было назвать комфортабельными. Недостаток пищи, сырое помещение, которое практически нечем топить. Калпеппер засобирался во Францию, чтобы «ознакомить королеву с положением, в котором пребывает Его Высочество в Силли», но внезапно — это было 12 апреля — на горизонте показались с УДа флота парламентариев. Срочно было созвано заседание Совета, и на нем принц выказал себя куда более тонким и даже хитроумным юношей, нежели Хайд мог себе представить. Под конец заседания он извлек из кармана письмо, которое получил несколько месяцев назад от короля. В нем содержался недвусмысленный приказ ни при каких обстоятельствах не попадать в руки парламентариев. Опираясь на него, Карл потребовал немедленного отъезда на остров Джерси. Тут, как нередко бывает, на руку ему сыграл случай. На море разыгрался трехдневный шторм, раскидавший вражеские суда в разные стороны. А когда он кончился, принц был уже на борту «Черного гордого орла», державшего путь на Джерси, где можно было рассчитывать хотя бы на относительную безопасность.