Начавшаяся война показала, что советское командование, в т.ч. командование ВВС оказалось не способно управлять войсками в сложившейся ситуации. Изучая приказы первого дня, приходится признать, что они, в большинстве, отдавались без учета реальной обстановки или опаздывали. Так, из штаба ВВС Западного округа в полдень в штаб 10-й САД поступила шифротелеграмма: "Перебазирование в Пинск утверждаю. Больше инициативы, маневрируйте аэродромами. Таюрский". [20] К моменту расшифровки телеграмы больше половины самолетов дивизии уже оказались потерянными.
Соединения дальнебомбардировочной авиации не пострадали на аэродромах. Распоряжение командования ВВС о приведении частей авиакорпусов в боевую готовность было передано в 6 ч 44 мин. И что же? "На всех аэродромах начались митинги, - записано в официальной хронике АДД. -Летчики, штурманы, техники, младшие авиаспециалисты клялись сражаться с врагом до полного его разгрома, заверяли Родину, партию, народ…". [25] Только около 10 часов генералом П.Ф.Жигаревым была поставлена задача 3-му авиакорпусу по уничтожению скоплений вражеских войск в районе Сувалок, и лишь в 13 ч 40 мин первые бомбардировщики начали взлет. Таким образом, более семи часов первой половины дня оказались упущены.
Нельзя сбрасывать со счетов и психологический фактор. Обратимся к воспоминаниям командующего Северным флотом адмирала А.Г.Головко. После того, как 17 июня немецкий самолет-разведчик совершил безнаказанный рейд, адмирал записал в дневнике: "Побывав на батареях, я задавал командирам один и тот же вопрос: почему не стреляли, несмотря на инструкции открывать огонь? Получил один и тот же ответ: не открывали из-за боязни что-либо напутать. То есть инструкции инструкциями, а сознание большинства из нас продолжало механически подчиняться общей нацеленности последних лет: не поддаваться на провокацию, не давать повода к инцидентам, могущим вызвать мало-мальский конфликт и послужить формальным предлогом для развязывания войны". [26]
На одном из аэродромов Румынского Королевского воздушного флота
Теперь хорошо известно, что с октября 1939 г. до 22 июня 1941 г. более 500 раз немецкие самолеты вторгались в воздушное пространство СССР, в т.ч. 152 раза - в 1941 г. Советские посты ВНОС сообщали о пролетах разведчиков над территорией приграничных округов, командиры наносили маршруты полетов на специальные карты, докладывали в Генеральный штаб. Но инструкция запрещала зенитной артиллерии открывать огонь, а истребителям сбивать нарушителей. Требовалось "предложить им приземлиться на один из советских аэродромов", но немецкие самолеты свободно уходили на свою территорию. Все это сильно дезорганизовывало силы ПВО. Неудивительно, что сознание многих летчиков, зенитчиков утром 22-го еще не перестроилось на военный лад. Например, в 374-м отдельном зенитном дивизионе, прикрывавшем Ковель и считавшемся одним из наиболее боеспособных, командир приказал открыть огонь по группе немецких самолетов, сбрасывавших бомбы, только после настойчивых требований инспектирующей комиссии.
Осталось подвести итоги дня. На основании сводок, полученных из приграничных районов, штаб ВВС Красной Армии сделал вывод, что по крайней мере 1136 самолетов (в т.ч. 10 из состава ВВС ЧФ) погибли в первый день войны. [11] Отсюда пошло и хорошо теперь известное число: 1200 потерянных самолетов. С другой стороны, в немецких отчетах утверждается, что 322 советских самолета сбито в воздухе и 1489 уничтожены на земле. [27] Видимо, последнее число получено путем подсчета обнаруженных трофейных самолетов на аэродромах и посадочных площадках. Подробное изучение свидетельств очевидцев и опубликованных фотоснимков показало, что далеко не все советские самолеты получили серьезные повреждения в результате воздушных налетов. Часто они были взорваны и сожжены не немецкими бомбами, а своими же экипажами при отступлении. Еще обиднее то, что оказалось брошено немало абсолютно исправной авиатехники, как это произошло на аэродроме под Луцком.
Для оценки убыли материальной части советских ВВС сравним наличие самолетов на 22 июня и два дня спустя. Оказывается, что на Северо-Западном направлении количество боевых машин сократилось на 973 на Западном направлении - на 1497 и на Юго-Западном - на 1452. [28] Итого 3922. Можно утверждать, что за первый военный день потери составили около двух тысяч самолетов. Вот это неожиданность: в соответствии с проведенными расчетами потери ВВС Красной Армии оказались даже больше, чем указали немцы?! Видимо, последние обнаружили далеко не все самолеты в лесных и болотистых районах. О случаях передислокации боевых машин с фронта в тыл ничего не известно.
МБР-2 Черноморского флота
Таким образом, общая убыль самолетов оказывается больше, чем сумма сбитых неприятельскими истребителями и зенитками, уничтоженных на аэродромах, пропавших без вести, а также вышедших из строя из-за поломок, аварий и катастроф! Например, в 64-й ИАД из имевшихся 64 МиГ-3, 175 И-16 и И-153 (без учета формирующихся 246-го и 247-го ИАПов) в боях погибли 5 самолетов и 75 получили разной степени повреждения на аэродромах. [29] Еще три-четыре истребителя получили различные поломки, но в строю к 23 июня осталось менее сотни машин. Для обозначения этого парадоксального явления тогда возник даже термин "неучтенная убыль". Согласно отчету, составленному работником штаба ВВС Красной Армии п-ком И.Ф.Ивановым, к 31 июля 1941 г. такие потери составили 5240 (!) самолетов, или более половины общих потерь. [30] Особенно много боевых машин оказалось списано по этой графе в первые дни войны; по мере наведения порядка неучтенная убыль значительно сократилась.
По советским архивным данным, в течение первого дня наши летчики совершили до 6000 самолето-вылетов (это, кстати, примерно в полтора раза больше, чем выполнили люфтваффе) и уничтожили более 200 вражеских самолетов. [31] Немцы же объявили, что за успех им пришлось заплатить гибелью 35 машин. [27] Само по себе такое число суточных потерь для люфтваффе является довольно большим. Однако относиться к нему следует критически, т.к. оказалось, что к составлению сводки по 22 июня "приложило руку" ведомство доктора Геббельса. Летом 1944 г. в советский плен попал л-нт X. Штайн из роты пропаганды люфтваффе, который рассказал, что, получив данные из авиакорпусов, их обработали необычным образом. Если, например, один из корпусов потерял 35 самолетов, другой - 12, а третий, скажем, 10, то в сводке сообщалась суммарное число потерь 35. По мнению идеологов немецкой пропагандистской машины, это не позволило бы "источникам информации" установить истину и должно было подстегнуть командиров воевать с меньшими потерями. Штайн сообщил также, что получил указание не считать потерянными пропавшие без вести экипажи: они могли еще вернуться. [32]
Воспользуемся материалами из Bundesarchiv во Фрайбурге, из которых следует, что немецкие безвозвратные потери составили 63 самолета [33]:
Из таблицы не ясно, учтены ли потери войсковой авиации. Нет упоминания и о взорвавшемся на своих бомбах Do 17. Но, по-видимому, эти данные близки к истине.
Комментируя архивные данные, немецкий историк И.Приен (J.Prien) пишет, что такие потери не являлись наивысшими для люфтваффе. Так, 18 августа 1940 г. они лишились 77 самолетов и 163 человек летного состава, а 15 сентября 1940 г. - соответственно 61 и 188; Первый день агрессии против Советского Союза стоил жизни 133 членам летных экипажей.