Два часа спустя в 20 милях к западу от мыса Мануэль с палубы «Гермеса» стартовали шесть «Суордфишей» из 814-й АЭ. Самолеты несли торпеды как с контактными, так и с магнитными взрывателями. Воздушные стрелки остались на корабле – авиационного противодействия не ожидалось. В 5.00 торпедоносцы прошли над островом Гори у входа в Дакарскую гавань. Лихо развернувшись над внутренним боновым заграждением, они ринулись в атаку. Французские зенитчики открыли огонь, но было поздно. Мощный взрыв буквально подбросил корабль. Одна из торпед с магнитным взрывателем прошла под килем линкора и сработала возле гребных валов правого борта, вызвав, очевидно, детонацию одной или двух глубинных бомб. Образовалась пробоина площадью около 40 м2, деформировались гребные валы (один оказался заклинен совсем) и элементы силового набора корабля, разрушились вентиляционные установки, были разбиты топливные цистерны, выведены из строя электромоторы башен главного калибра и рулевого привода, дальномеры, сорвана главная радиоантенна. Корабль принял 1500 т воды, поступление которой удалось остановить только через 2 дня. Отсутствие в Дакаре соответствующей ремонтной базы не позволяло исправить полученные повреждения, и более года линкор простоял неподвижно, используемый только как плавучая батарея. «Суордфиши» без потерь вернулись на «Гермес». В тот же день Онслоу послал в Дакар радиограмму, достойную истинного джентльмена: «Искренне надеюсь, что атака, которую, к моему огорчению, я вынужден был предпринять, не повлекла за собой жертв среди ваших экипажей».
Итак, ничего не страшась, Британия покончила с флотом вчерашнего союзника, укрепив свой пошатнувшийся трон Владычицы морей.
Сергей Г. Вахрушев/ Иркутск
Фото из фондов музея ИАПО и семейных архивов Г. В. Кузнецова и 3. Д. Кузнецовой
Бывают люди, у которых судьба – покруче любой приключенческой повести. Они живут на грани почти невозможного, а окружающие к этому просто привыкают и не видят ничего особенного. Так эти люди уже при жизни становятся забытыми героями. И хочется, чтобы вспомнили их хотя бы тогда, когда они уходят…
Иннокентий Васильевич Кузнецов родился 12 декабря 1914г. в селе Дума (ныне Нукуты) Аларского р-на Иркутской обл. в крестьянской семье. После смерти отца в 1923 г. на руках матери Анны Петровны остались пятеро детей, и семья жила на грани нищеты. Иннокентию удалось закончить школу-семилетку, а позднее – курсы трактористов. Некоторое время он работал в местном колхозе разъездным механиком от МТС, но хронический голод вынудил Кузнецовых в 1934 г. ехать на прииски. Месяц дорожных мытарств неожиданно закончился на станции Иннокентьевская, где вся семья завербовалась на строившийся рядом с Иркутском авиазавод. Иннокентий был землекопом, слесарем, мастером. По неписаному молодежному закону тех лет он поступил в парашютную школу и на всю жизнь сохранил в памяти свой первый прыжок 18 августа 1935 г. В 1938 г. без отрыва от производства он закончил Иркутский аэроклуб, получив свидетельства пилота и летчика-инструктора. Именно здесь, по его собственным словам, он «обрел крылья и умение летать». Летные способности Иннокентия были замечены, и в том же году по рекомендации комсомола его направили в Батайскую истребительную авиашколу. Позднее Иннокентий Васильевич с грустью вспоминал, что в летной школе, где преподавались основы высшей математики и достаточно сложная физика, с его «сельским образованием» приходилось затрачивать «в пятьдесят раз больше усилий, чем остальным».
В 1940 г. новоиспеченный мл. л-тИ. В. Кузнецов получил распределение в Западный Особый Военный округ в 129-й истребительный авиаполк. В этой части, как в зеркале, отразилось положение, в котором пребывала авиация РККА накануне войны. 129-й ИАП базировался на самом острие печально известного «Белостокского выступа». И, хотя части вермахта стояли всего в 12 километрах, летное поле было буквально забито самолетами: одних только истребителей более сотни, из них 57 – новейших МиГ-3, которые лишь начали осваивать. Этот процесс шел далеко не блестяще – «к началу войны в полку летать на МиГе более или менее сносно могли человек двадцать». О групповой слетанности и отработке боевого применения пока только мечтали, и фактическая боеспособность 129-го ИАП обеспечивалась полусотней устаревших И-153. Осведомленность о вероятном противнике также оставляла желать лучшего. Воевать готовились с Bf 109E, знакомым еще по Испании, в то время как основу немецких «ягдгешвадеров» уже составляли Bf 109F, превосходившие по основным ЛТХ новые советские истребители. Большинство летчиков ВВС РККА не только не знали характеристик новых «мессеров», но и не представляли даже, как они выглядят. Отсюда впоследствии и пошли бои с мифическими «Хейнкелями-113».
Близость границы позволила немцам 22 июня не только бомбить, но и обстреливать Тарново артиллерией. Однако в первые часы войны 129-й ИАП смог оказать достойное сопротивление захватчикам. Услышав канонаду, командир полка Ю. М. Беркаль объявил боевую тревогу, и уже в 4 ч 05 мин его летчики вступили в бой. Кузнецов в тот день сбил своего первого фашиста, о чем упомянул в письме родителям его однополчанин, а в прошлом сокурсник по аэроклубу и Батайской авиашколе л-т А. И. Кошелев. Сам же Иннокентий Васильевич был человеком немногословным, писем с фронта писал мало, о войне и своих победах говорить не любил даже с родными. Тем не менее, по рассказам брата Георгия Васильевича именно этот эпизод войны был для него одним из наиболее ярких и памятных.
В тот страшный день в воздушных боях, под почти непрерывными бомбежками и артобстрелами были уничтожены практически все самолеты 129-го ИАП. К вечеру летное поле Тарново было перепахано гусеницами немецких танков (впоследствии гитлеровцы называли район Белостока «русским Дюнкерком» – за огромное количество уничтоженной и брошенной военной техники). Иннокентий Кузнецов вместе с другими «безлошадными» летчиками и техниками через болота пробивались на восток. Спустя несколько дней около сорока человек (все, что осталось от полка) вышли из окружения. Часть из них, в т. ч. Кузнецов и Ко-шелев, после переформирования попали в 180-й ИАП, который был наспех собран из трех эскадрилий, вооруженных И-16 и МиГ-3. В августе 1941 г. полк вступил в сражения под Ржевом. Герой Советского Союза генерал-л-т авиации С. Ф. Долгушин вспоминал: «… эскадрильи были рассредоточены по разным сторонам аэродрома и вели боевые действия самостоятельно, поэтому знакомство летного состава происходило, главным образом, в столовой за ужином… В боях я уже более тесно познакомился с боевыми качествами летного состава. Особенно мне нравились Кузнецов и Кошелев… 13 октября 1941 г. полк попал в окружение на аэродроме Ерши, севернее Ржева. Взлетать пришлось под обстрелом танков, в тумане. Приземлиться собирались в Мигалово, под Тверью, но аэродром уже заняли немцы. Эскадрильи были вынуждены садиться в Клину. При перелете оттуда офицер, исполнявший обязанности командира эскадрильи, вместо назначенной посадки под Талдомом, привел истребители на Центральный аэродром в Москве. Будучи ранее летчиком-испытателем, он уехал в Чкаловскую, бросив подчиненных и технику. Оставшись без командира, летчики во главе с Кузнецовым перелетели под Талдом и позднее вернулись в полк…».
По итогам боев с люфтваффе 180-й ИАП можно было назвать одним из самых результативных на тот период. Однако общая обстановка была такова, что уже 17 октября полк оказался на аэродроме Борки, на северной оконечности Московского канала. МиГи и ЛаГГи 180-го ИАП (И-16 в части практически не осталось) все чаще стали летать на штурмовки, а во время декабрьского контрнаступления удары по наземным целям стали их основной боевой работой. «В связи с постановлением командования перевести авиаполки на 2-эскадрильный состав,… ЛаГГ-3 вошли во вторую эскадрилью, которой командовал я, – вспоминал С. Ф. Долгушин. – Самолетов в полку становилось все меньше. Приходилось летать подчас составом обеих эскадрилий. В этих случаях я возглавлял группу. Кузнецов и Кошелев были прекрасные летчики, хорошие товарищи, упорные в бою,… у меня как ведущего группы претензий к ним не было…».