- Ясно, в новый рейд пойдем. По тылам врага, - объявил писарь Салазкин.
- А ты що думав, будешь в шалашу на пупе лежать и поэтычны вирши складувать? Ще як вдарим! - заметил Шаповаленко. - Прийшла, хлопчики, така година, що пора германца вдребезги расколошматыть. Народ того ожидает, колысь мы его турнем обратно. Бачьте, якие нам шлют письма та подарки. Народ посылает, чуете?
В дополнение к армейскому пайку бойцы получили массу подарков со всех концов Советского Союза. В ящиках были заботливо уложены теплые носки, перчатки, свитеры, бритвы, шоколад, вино, фрукты. Но дороже всего в посылках были письма.
В каждом письме был наказ: крепче бить врага! Девушки вкладывали в конверты свои фотокарточки с адресами на обороте и просили бойцов писать им.
Филиппу Афанасьевичу Шаповаленко досталась посылка особенная. В ней было вложено все, вплоть до носовых платков с голубыми каемочками, фотокарточка и замечательное письмо. Прочитав первые строки и взглянув на фотокарточку, Филипп Афанасьевич крякнул от удовольствия. Молодая пышноволосая красавица с большими улыбающимися глазами облокотилась на подоконник. На окне стояли плошки с цветами, а глаза красавицы смеялись так лукаво и приветливо, что, казалось, манили за занавески.
В письме четким, круглым почерком было написано:
"Милый и дорогой товарищ!
Мы знаем, что на войне нелегко. Враг напал жестокий, коварный. Но мы уверены, что вы не отдадите нашу Родину фашистам на поругание. Мы, девушки и парни заводской комсомольской бригады, посылаем вам по скромному подарку. Это во имя скорой победы и нашей будущей дружбы. Пришлите мне ваш адрес, я буду писать вам..."
Тут Филипп Афанасьевич важно и не торопясь погладил свои усы и начал читать дальше: "А скоро мы вам пришлем другие подарки. От них у гитлеровцев полезут глаза на лоб. Бейте их, гадов, крепче и не давайте пощады. Другие наши подарки мы сами привезем вам на фронт. Может быть, встретимся.
Целую вас заочно, как брата и как советского воина.
Техник Н-ского завода Ф е н я Я с т р е б о в а".
Внизу был написан адрес.
- Ты только посмотри, Буслов! Ты только побачь! Побачь, яка дивчина! - восторгался Шаповаленко, показывая Буслову фотографию.
- Да-а! Это дивчина! - заглядывая сбоку, говорил Буслов.
Он сидел рядом. У ног его лежал ящик с подарками от именитого московского профессора. В профессорскую посылку вместе с другими предметами был вложен самый модный полосатый шерстяной шарф.
Захару Торбе досталась посылка от старушки вдовы из города Иванова; Яше Воробьеву - из Киргизии от колхозного пастуха Уртабая. Записка была написана по-киргизски, и Яша был огорчен, что не может ее прочитать.
Но самая замечательная посылка была все-таки у Филиппа Афанасьевича. Фотокарточка и письмо стали предметом всяких толков и споров.
- Везет же хрычу старому! - с откровенной завистью говорил Яша Воробьев. - Ведь землячка моя, из одной области!
- Ну и девушка! - продолжал восхищаться Буслов, не отрываясь от фотографии Фени Ястребовой. - Поглядите, друзья, чудится мне, что она облокотилась на подоконник и ножками болтает...
- Красота! - ликовал Шаповаленко. - Ох, хлопцы, мне бы рокив двадцать скинуть! - Филипп Афанасьевич молодецки приосанился, крутнул усы и лихо брякнул шашкой.
- А ты ей свой портрет пошли. Она твоими усами любоваться будет, проговорил Яша Воробьев.
- И в бородищу твою ленточки вплетет, - добавил Салазкин.
- Ты ленточки оставь для себя, - ответил Шаповаленко. - Ведь родятся же на свете такие красавицы!
- Анютка ни як не хуже, - ревниво заметил Захар Торба.
- Що твоя Анютка!
Было ясно, что Филипп Афанасьевич осуждает свою станичницу, и тогда Захар, задетый за живое, вытащил из бумажника фотографию Анюты. Отдав ее Буслову, сказал:
- Посмотри...
- Ого, брат! А я и не знал. Ишь ты!.. - протянул Буслов, сдвигая на лоб кубанку, подарок Доватора. - Хороша! Гордая. Но только каждая на свой лад, - сличая обе фотографии, продолжал Буслов. - На сибирячку смотришь и думаешь, будто родилась она для того, чтобы сидеть с ней рядышком, гладить по голове и мечтать. Хороша!.. - Буслов глубоко и тяжко вздохнул. - А на твою, Захар, можно смотреть, а притронуться вроде как боязно...
Фотокарточки пошли по рукам. Все восхищались ими. Каждый старался сострить, но за веселой шуткой крылись душевное беспокойство и тоска по родным и близким. Кто не переживал этого чувства в тяжкие годы войны?!