– А вот этого-то мы и не можем. Пока что не можем! А в роботах для работы в экстремальных условиях уже остро нуждаемся. И в ближайшее время нужда эта вырастет. Понятно? Конечно, задача перезаписи человеческих знаний будет решена. Когда-нибудь. Но когда?.. И вот группа конструкторов решила, что пока единственным способом обучить робота всему, чему мы обучаемся за свою жизнь, это заставить его прожить эту жизнь! Весьма вероятно, что к тому времени, когда такой "ребенок" вырастет, будет найден способ перезаписи информации с живого мозга, но наша группа считает, что это может произойти где-то в пределах двадцати пяти лет. Нет, наш опыт не пропадет. И кроме того, мы столкнемся с большим количеством попутных задач, решение которых внесет свой вклад в науку о роботах, а может, даже в науку о человеке. Я ответил на ваши вопросы?
– Да. Кроме роста и учебы.
– Ну, с ростом несложно. Будете ходить к нам в сроки, которые мы вам установим, и мы будем заменять тело ребенка на новый размер. Главное-то ведь мозг. Учиться – сначала дома, а затем в школе, как все дети. Искусственный человек, по нашей мысли, должен быть существом общественным, так же как гомо сапиенс!
Значительно позже Борис Алексеевич узнал, что Сазонову пришлось выдержать целую бурю со стороны остальных членов комиссии. В итоге решили пожертвовать одним роботом, выделить "этому алкоголику" и "люмпену", как назвал его один из членов комиссии, ребенка № 008 модель 11. Однако перед самой выдачей молодой инженер, проникшийся необъяснимой симпатией к Морозову, уговорил председателя комиссии дать ему модель 111.
– В конце концов, – сказал Виктор Васильевич, – может быть, он пить бросит. Человека спасем!
– Что же, – ехидно спросила его член комиссии, представитель РОНО, – каждому алкоголику дать по ребенку для исправления? Да он его выучит за водкой в магазин бегать!
– Но пить наш ребенок не начнет! – резонно ответил председатель и дал согласие.
Так или иначе, но Бориса Алексеевича известили открыткой, чтобы он зашел по известному адресу за ребенком № 003 модель 111. К этому времени Морозов получил получку и, поскольку со времени первого посещения РОНО не прикоснулся к бутылке, несмотря на искушения со стороны товарищей по работе, у него образовалась приличная сумма денег, не обложенных алкогольным налогом.
Деньги были с толком истрачены на недорогой костюм из ткани асфальтового цвета в скромную полоску. На новые ботинки денег уже не хватило, поэтому купил два носовых платка. В таком виде он с замиранием сердца и тридцатью рублями "на жизнь", данными ему в долг сердобольной Варварой Николаевной, отправился за ребенком.
Из РОНО он вышел через час, обремененный знаниями в объеме часовой лекции и с белым пакетом характерного вида, прижатым к сердцу. У него был точно такой же вид, как у любого другого молодого отца, несущего ребенка из родильного отделения больницы. Разве что не сопровождали его простоволосая и ненакрашенная мама с тещей и другими родственниками. В голове его колом застряла фраза председателя комиссии: "Помните, что этот образец стоил государству полмиллиона рублей. Полмиллиона, даже больше!" Обычные дети родителям столько не стоили, что увеличило его страх и осторожность.
Первое впечатление, когда он дома развернул белый пакет, было оглушающим. Ребенок оказался теплым, с внимательными черными глазами, ручки и ножки совершали энергичные нескоординированные движения. В сердце Морозова закрался страх – не подсунули ли ему живого ребенка, что он с ним теперь будет делать?
Вызванная на экспертизу Варвара Николаевна критически осмотрела дитя и сказала:
– Здоровенький! Ну, и слава тебе, господи! – И, помолчав, добавила: – Месяцев шесть от роду.
Потом началось паломничество. Зять Варвары Николаевны прикатил старую коляску и некоторое количество старого белья. Соседка справа – рожки для молока и три пары ползунков. Одна женщина с пятого этажа, которой он как-то чинил утюг, – ворох детской одежды и даже вполне приличную шубку, а два совершенно незнакомых мужика втащили еще крепкий обеденный стол и тумбочку с дверцами. Все ребенка хвалили и удивлялись, что он такой спокойный. Наибольшее удовлетворение вызывал почему-то мужской пол ребенка. Мальчишку положили в коляску, все поздравили новоявленного отца и ушли. Борис Алексеевич оглядел комнату, вычищенную и вымытую до непривычного блеска, и неожиданно подумал, что ему нужны занавески на окна. Занавески и люстра. Впервые чистота его смутила; он снял ботинки и, поскольку домашних туфель у него не было, ходил по квартире в носках. Курил он на кухне.
Впервые за последние три года он ощутил, что ему не хватает предметов.
Перед тем как ложиться спать, он разложил вещи на подоконнике. Потом постелил себе, даже несколько удивившись, как это он спал все последнее время без простыней и наволочек, и подошел к коляске. На него глянули умненькие черные глаза.
– Спать надо! – сказал он ребенку воркующим голосом. – Спатеньки!.. Закрывай глазки!
Ребенок никак не реагировал на эти призывы. Он молча смотрел на Бориса Алексеевича. Морозов выключил свет и вышел в соседнюю комнату. Было тихо, и он подумал, что вот остался кусок вечера, в который можно было что-то поделать или просто почитать. Следующей мыслью было, что ту комнату надо сделать детской, а эту – его комнатой. Перетащить сюда старенькую тахту и все. Собственно, это можно было бы выполнить и сегодня, но он не решился беспокоить ребенка. "Кстати, а как его зовут?" – подумал он и, тихо ступая, вошел в "детскую", чтобы взять пакет с документами и довольно толстую брошюру "инструкция-наставление". Не удержавшись, он заглянул в коляску – один черный глаз несинхронно со вторым следил за его перемещением. Борису Алексеевичу стало страшно, и он вышел.
Из документов он узнал, что именуется теперь "отцом", что имени ребенок не имеет и для этого оставлена пустая графа. Для предъявления паспортистке была приложена метрика, где уже были проставлены фамилия младенца "Морозов" и отчество "Борисович".
"Борисович"! Он опять зашел в детскую и заглянул в коляску. Теперь второй глаз настороженно следил за каждым его движением. Борис Алексеевич не выдержал, набросил пиджак на плечи и выскочил из квартиры. Знакомые бомжи, ночевавшие в котельной, дали ему выпить. Но, несмотря на хорошую порцию спиртного, спал в эту ночь Морозов-старший плохо.
Наутро он ворвался в комнату комиссии с ребенком на руках, возбужденный и взъерошенный:
– Уже в начале века умели делать кукол с закрывающимися глазами! И они говорили "мама" или плакали! А этот… – он протянул неумело завернутый пакет дежурному инженеру, – этот всю ночь не закрыл глаз! И почему он молчит?
– Вы правы! – вежливо ответил дежурный. – Идите на работу, мы все исправим.
После закрытия "стекляшки" Морозов зашел в "ясли", так ему предложили именовать теперь помещение комиссии.
В кроватках у стены лежали три младенца.
– Какой ваш? – спросила его молодая, интеллигентного вида женщина, кокетливо округлив глаза.
Он глянул на всех троих и уверенно сказал:
– Вот этот.
– Можете его забрать. Все, что нужно сделано.
"А ведь похож на Леночку", – подумал Морозов, глядя на ребенка, и что-то теплое и щемящее зашевелилось в его груди.
– Я специалист по детской психологии,-сказала женщина. – И все вопросы, связанные с воспитанием вашего сына, – она твердо и уверенно сказала "сына", – вы будете задавать мне. Первый совет: больше разговаривайте с ребенком – он запоминает слова, наиболее часто повторяющиеся. Второй совет: делайте все, что полошено делать родителям маленьких детей, – купайте его через день, ну, хотя бы через два, держите дома молоко, стирайте пеленки – окружающие должны поверить, что ребенок настоящий! Чтобы не было искажения информации. Ребенок все запомнит, а вы будете освобождены от лишних вопросов. Ясно?
– – Ясно.
– Кстати, как вы его назвали?
– Никак. Пока не придумал.
– Поторопитесь, Морозов; по уровню развития ребенку через неделю будет шесть месяцев, а он не имеет имени.
– Какие шесть месяцев? Ему еще нет и недели!
– Считайте, что есть. До школы он будет расти у нас… у вас в полтора раза скорее. Получит огромный объем информации. А качество этой информации будет зависеть от вас, – объем информации был для них всех пунктиком. – Но никаких лекций, все как с обычными детьми… Ну, у меня все!