Это было в день пятидесятой годовщины царствования королевы Виктории. Мы отправились вниз по реке на пикник. Пока жарили быка, ирландец рассказал мне, почему он приехал в Австралию. Положение рабочих на сталелитейных заводах Питсберга было тяжелым, и там вспыхнула забастовка. Все ее руководители на основании наспех сфабрикованных улик были посажены в тюрьму теми, кто творит правосудие республики. Там, где сила была правом, самым обычным приговором было пожизненное заключение. И вот он, один из руководителей забастовки, разыскиваемый полицией, бежал из Соединенных Штатов.
Когда после пикника мы возвращались на лодке домой, ом слушал спор между соседями. Речь шла о том, какой строй лучше — монархический или республиканский. Эта тема была популярна в те времена, так как в Австралии начали появляться первые американцы.
Ирландец вмешался в разговор. Я до сих пор помню все, что он сказал:
— Зря спорите, друзья. Что толку рабочему от того, при каком строе он живет? При обеих формах существует неравенство. Мы можем продавать лишь свой труд или его продукты и вынуждены брать то, что капитал сочтет нужным дать за него, — управляет ли нами монарх или президент. А раз капитал не дает нам справедливое вознаграждение за наш труд, мы должны объединиться, чтобы потребовать этого…
В ответ раздались крики протеста:
— Но мы же не рабочие.
— Мы обрабатываем собственную землю.
— Он социалист.
— Чего доброго, он бунтовщик!
Мой отец сказал:
— Ты бы, парень, не взваливал на свои плечи все заботы мира.
Мне показалось, что ирландец прав, и мы потом с ним много разговаривали. Он дал мне книги, которые стали семенем, упавшим на плодородную почву.
Позже, в Сиднее, я столкнулся с проявлениями неравенства, которые заставили меня снова задуматься.
На Питт-стрит бесцельно толпились отчаявшиеся люди. Они, их жены и дети умирали от голода, а в колонии были огромные запасы продовольствия.
Мне вспомнилось племя камилароев, обитавшее в долине нашей реки. В плохие времена все племя одинаково страдало от голода, а когда охота была удачной, добыча делилась поровну между всеми.
Несомненно, белые могли бы организовать свое общество так же справедливо, как и туземцы!
Но собравшиеся на Питт-стрит голодающие уныло твердили о том, что надо «послать делегацию», «пойти с петицией», «предпринять другие шаги»… Они были бессильны и неспособны потребовать элементарной справедливости.
Я понял, что они страдают потому, что они не организованны, потому, что у них нет руководителя.
И когда в 1888 году в Барку появился делегат только что образованного союза стригальщиков, я вступил в его ряды. Моим лозунгом стало: «Рабочие, объединяйтесь!»
Условия существования рабочих на овцеводческих фермах ужасны. Впрочем, не для меня: я молод, хорошо обеспечен, у меня прекрасная лошадь, вдоволь еды. У овцеводов для меня всегда находится хорошая работа. Если я поверну коня на юг, то в доме отца найду кров, а на его полях — работу.
Но я вижу, что другим не так повезло. Старики уже сгорели на работе у овцеводов, а молодые еще не понимают, что за их счёт наживаются, — все они безропотно позволяют эксплуатировать себя и ждут, пока появятся люди, способные повести их на борьбу за справедливую оплату труда.
Итак, я мчусь по дороге.
Я помню, как в прошлый раз, уезжая из Барку, стригальщики устроили концерт в пользу больничного фонда; я написал для них песню с хоровым припевом:
Овцеводческая станция Бельядо славится тем, что там отвратительно кормят, хотя в этом отношении она отнюдь не исключение. Работников не удивишь большими вычетами за скверную кормежку, а шалаши из веток и жести, в которых мы спим, если не запаслись собственными палатками или брезентом, — плохая защита от квинслендских ливней. Лошади моего отца и те находятся в лучших условиях.
И не довольствуясь тем, что их работники гниют и плесневеют, как коряги в болоте, хозяева подло увольняют их за малейшие проступки, зная, что на каждое место найдутся сотни безработных. Мы часто видели, как какого-нибудь беднягу вышвыривали за ворота без гроша в кармане и за сотни миль от тех мест, где он мог найти работу. Неужели он не имел права на предупреждение за неделю или недельную плату вперед?