Так было в тот вечер, так было и потом, еще много, много дней и недель.
Вот почему, когда Ларри как-то раз пришел ко мне домой, — а в то время уже все знали, что мы с ним собираемся пожениться, — и спокойно сказал: «Ну, Энн, все кончено», — я похолодела. Мне показалось, что он говорит о нас.
Он, должно быть, сразу догадался, о чем я подумала, так как поспешил добавить:
— Нет, дорогая, не у нас с тобой. С работой кончено. Меня уволили.
Точно гора свалилась у меня с плеч; я засмеялась и воскликнула:
— О Ларри, как ты меня напугал! Это ерунда! Ты скоро получишь другую работу. Ведь ты хороший механик.
— Конечно, я тоже на это надеюсь, — сказал он и улыбнулся. — Что-нибудь да подвернется.
Но недели шли и шли, а Ларри никак не мог устроиться на работу. Он должен был помогать матери — она была вдовой, — и нам пришлось забыть о развлечениях. А вскоре Боба и некоторых других ребят тоже уволили. Конечно, они не вешали носа, и мы провели еще не один хороший вечер у Нэнси — болтали и пели и устраивали танцы на задней веранде. Но иногда в перерыве между танцами ребята собирались в кружок и затевали горячий спор о правительстве Мензиса и войне в Корее и всяких таких вещах. Разговоры эти меня только злили, — мне казалось, что все это не имеет к нам никакого отношения.
Потом как-то раз Блуи предложил Бобу и Ларри отвезти их на своем грузовике в соседнее местечко: сказал, что там можно будет неплохо подработать. Они принялись строить грандиозные планы и хвастались, что заведут доходное дело и станут сразу зарабатывать по сотне фунтов в неделю.
Но для меня все это означало только одно: нам с Ларри придется расстаться. Вечером накануне его отъезда мы поссорились, и я так и уснула в слезах.
Недели две жизнь текла своим обычным, давно заведенным порядком. Я возненавидела все на свете. Решительно все было не так и не по мне, и я не могла взять в толк почему. Я и сама не знала, на кого мне обрушить свою ненависть, и потому ненавидела всех на свете. Дома капризничала и ссорилась с родными, на работе цапалась с подружками и дулась на них. Потом мама сказала мне, что встретила в мясной лавке мать Боба. «Ребята вернулись домой без копейки в кармане», — сообщила та. У меня не хватало духу пройти мимо дома Нэнси, я боялась встретить там Ларри, но каждый вечер я сидела дома и, сгорая от нетерпения, ждала, что он придет.
В тот вечер, когда он пришел, мы с мамой стирали белье. Отец еще не допил свой чай, он читал газеты и тихонько бранился после каждого заголовка.
— Хэлло, — сказал Ларри, войдя через черный ход.
Я быстро обернулась, и все язвительные слова, которые я для него приготовила, застряли у меня в горле. Ларри был в форме — в военной форме.
— Хэлло, Ларри, — мягко сказала мама; и я, не глядя на нее, почувствовала, что на глазах у нее навернулись слезы.
— Привет, мальчик, где ты был, что поделывал? — спросил отец.
— Я все-таки получил работу, — ответил Ларри и вызывающе выпрямился.
— Вижу, — сказал отец и ударил кулаком по столу. — Работу на человеческой бойне. Мне знаком твой хозяин — Чугунный Боб называют его у меня на работе. Австралийский управляющий на службе у янки.
И тут пошло. Не помню всех слов, которые за этим последовали, помню только, как Ларри доказывал, что каждая страна должна иметь армию для обороны и что ему вовсе не обязательно отправляться за океан; что он по-прежнему механик и вовсе не намерен браться за винтовку.
Но отец разъярился.
— Легко же ты попался им на удочку, — заявил он Ларри, а мне сказал, что Ларри своим поступком подвел всех своих товарищей по работе.
И они еще долго спорили о правительстве Мензиса, и о «депрессии», и о том, как с ней бороться, и о многом другом, но я не слушала, потому что ровным счетом ничего в этом не смыслила (я ведь сказала, что была тогда совсем девчонкой, — мне и восемнадцати не исполнилось).
Однако я чувствовала, что отец прав и Ларри поступил не так, как нужно, но я набросилась на отца и высказала ему все злые и горькие слова, которые были у меня припасены для Ларри, так как знала, что Ларри нужна моя поддержка.
Отец пошел спать, обругав нас «глупыми щенками», которых жизнь еще проучит, а мама все время сморкалась в платок, а потом скинула фартук и выскользнула через парадную дверь — побежала поделиться с миссис Джонс.
Тогда Ларри поцеловал меня, и я стала убеждать себя, что все еще будет хорошо.